– Это что за безобразие, – прогремел в коридоре голос Аркадия, – опять работать не даете! Сейчас запру в комнате…
На пороге возник сын в крайней степени возмущения. Не поздоровавшись, он начал жаловаться. Ольга уехала в институт, Маня отправилась в Ветеринарную академию, Капа понеслась в «Детский мир» покупать необходимую одежду… А Кеша остался дома, чтобы поработать над выступлением, с которым завтра должен быть в суде.
Аркадий хороший отец, любит близнецов и вообще к детям относится терпимо… Но с Анькой и Ванькой постоянно нянчится Серафима Ивановна. Родители получают деток в праздничном, так сказать, виде. Чисто вымытые, накормленные и выспавшиеся близнецы радостно играют с отцом и матерью. Как только детки начинают капризничать, родители немедленно суют их няне. И уж, конечно, им никогда в голову не придет изменить планы из-за того, что некому посидеть с детьми. Ни Ольге, ни Аркадию не приходится нестись сломя голову в ясли и униженно просить у суровой воспитательницы прощение за опоздание. К тому же Анька с Ванькой тихие, беспроблемные дети, говорить они пока не умеют…
Поэтому, оставаясь с двумя бойкими полуторагодовалыми девочками, Кеша даже и не предполагал, что его ожидает.
Сначала Поля и Энн мирно рисовали в кабинете фломастерами. Потом сын попытался покормить их обедом. Поля вывернула омлет на одно кресло, а другое пострадало от того, что на Энн «усатый нянь» забыл надеть памперс… Следом оказался обмазан горчицей диван, и Аркашка совершенно не понимал, как баночка попала к ним в руки… Измазюкав гарнитур, Энн облизала пальцы. Вопль, изданный ею, оказался настолько ужасен, что кошки унеслись в сад, а собаки, наоборот, примчались в столовую, и девчонки моментально переключились на животных…
– То есть ты утверждаешь, – недоверчиво спросил полковник, – что весь этот разгром устроили две крохотные девочки? А как они содрали занавески?
– Портьеры сняла Оля, – пояснил Кеша, – у нас генеральная уборка, плафоны тоже она скрутила, хотели с Капой помыть, да не успели…
– Кто такая Капа? – продолжал выяснять ничего пока не знающий полковник, поглаживая мелко дрожащего Хуча.
– Американка, третья жена маминого четвертого мужа Гены!
– Понятно, – захохотал Александр Михайлович, – родственнички прибыли. Поэтому мамаша дочек дома и оставила, знает, что за пройды растут!
– Да она их совсем не знает, – отмахнулся Кешка, – только вчера взяла.
– Где?
– В детском доме!
– Объясните, – оживился приятель, – что тут происходит!
Но Кеша наконец заметил мой глаз и заорал:
– Мать! Это что еще такое!
– Так кому объяснять вначале?
– Мне! – воскликнули мужчины в один голос.
Я прямо схватилась за голову, но тут из коридора послышался стук, потом громкие вопли. Милые детки обвалили декоративный торшер в виде негритенка, держащего над головой лампу.
Обладающей безупречным вкусом Ольге почему-то нравился этот китч, располагающийся между гостиной и столовой.
Слава богу, подумала я, слушая детский рев и ругань Кеши, теперь лампа разбилась, и можно со спокойной совестью выбросить уродца на помойку.
– Долго ли прогостят дорогие родственники? – поинтересовался Александр Михайлович. – И кстати, как насчет перекусить? Конечно, я понимаю, Катя с Ирой уехали… но, может, бутербродик какой найдется?
– Кеша, – крикнула я, – сделай кофе!
Напиток, сваренный сыном, не поддается названию. Не знаю, из каких соображений, но явно не из жадности, сыночек кладет на литровый кофейник две-три чайные ложки ароматного коричневого порошка. Еще ему кажется, что кофе, как суп, должен хорошенько покипеть перед употреблением. В результате в чашках плещется жидкость орехового цвета. Ни сливки, ни сахар, ни шоколадные конфеты с булочками не могут заглушить непередаваемый вкус пойла. Даже Банди, обожающий выхлебывать у зазевавшихся гостей чай и кофе прямо из чашек, при виде Аркадия с кофейником тихо отбегает в угол, всем своим видом как бы говоря: «Это пейте сами».
– Растворимый! – немедленно завопил Александр Михайлович, услышав, что Кеша отправился на кухню. – Обожаю растворимый «Нескафе»…
Я усмехнулась про себя и стала рассказывать официальную версию приобретения детей.
На следующий день я проснулась около двенадцати. Из коридора доносились странные шлепающие звуки. Натянув халат, спустилась в столовую и обнаружила там Маню с двумя неизвестными женщинами в спортивных костюмах. Одна вешала занавески, другая надевала плафоны. Не видя меня, Маруся вовсю командовала тетками:
– Потом отмоете мебель, да не забудьте зеркала в холле.
– Что здесь происходит? – спросила я.
– Да надоело до смерти, – в сердцах ответила Маня. – Весь дом разгромили, а на место ничего не вернули. Уборка называется! Вот наняла бригаду.
Мы пошли на кухню. Там наводила порядок еще одна баба, и кто-то тихонько напевал в столовой, шумя пылесосом.
– Где ты их взяла и неужели Зайка согласилась?
– Она и знать не знает, – усмехнулась Маня. – Все продумано. Капа с девчонками в девять утра отправилась в детскую больницу, договорилась о комплексном обследовании. Хочет узнать, как лучше подготовить девочек к полету, все-таки почти одиннадцать часов в воздухе, смена часовых поясов… Так что их до вечера не будет. Кешка унесся в суд, еще восьми не было, а у Зайки сегодня коллоквиум по арабской литературе. Маловероятно, что раньше ужина заявится… Все схвачено. Купила «Из рук в руки» и позвонила. Никто и знать не будет, если ты не выдашь.
– Никогда, – пообещала я, – самой надоел разгром.
– Знаешь, уезжай-ка ты лучше по делам, – предложила девочка. – Быстрей закончат, если никто под ногами путаться не станет, их здесь девять человек, живо управятся…
– Так ты пропустила школу! – возмутился во мне педагог.
– Мусек, – напомнила Маня, – сегодня суббота…
Первым делом я, поймав такси, добралась до дома Никиты Коростылева и обнаружила «Вольво» спокойно стоящим возле ларька «Мороженое». Тихо радуясь, что на него не польстились ни угонщики, ни эвакуаторы, я села за руль. Есть у меня хороший повод для встречи с предприимчивой директрисой Анной Степановной, вот только окажется ли она на месте в выходной?