Орангутанги за его спиной радостно заржали, а девушки сжались, испуганно втянув головы в плечи, отчаянно делая вид, что они не слышали ни брошенной реплики, ни последовавшего за ней смеха, видимо, до последнего питали весьма призрачную надежду, что если старательно не замечать наглецов, может быть пронесет.
Надо сказать, что Андрей, впервые оказавшийся в Югославии и до этого даже теоретически незнакомый с населявшими ее людьми, через месяц пребывания в небольшом городке Купрес, расположенном на одноименном плато в центре Боснии и Герцеговины, уже вполне сносно понимал язык на котором говорили местные и вполне уверенно мог с ними объясняться. Дело скорее всего тут было не в его выдающихся лингвистических способностях, а в достаточной близости сербского и русского языков. Впрочем большая часть населявших город людей по-русски тоже говорила достаточно хорошо, сказывалось влияние огромной эмигрантской волны, выплеснутой сюда с донского приволья двенадцатибалльным штормом октябрьской революции. Кроме того, будущий историк, обладая профессиональной наблюдательностью и вниманием, легко мог различить по внешнему виду две преимущественно населявшие Купрес нации: хорватов и сербов. Навскидку сформулировать, чем же так резко отличались друг от друга эти два народа, он вряд ли смог бы, видимо, дело было в бессознательно оцениваемой совокупности различных мелких деталей внешнего облика, но не ошибался в своих оценках аспирант практически никогда. Так что ничего удивительного в том, что зашедшие в кафану хорваты легко опознали в сидящих за столиком девушках сербок, не было.
Что уж тут говорить, местные коренные жители узнавали друг друга за километр и традиционно недолюбливали. Корни неприязни уходили глубоко в века. Самым свежим поводом была, пожалуй, великолепная резня учиненная здесь хорватами в годы Второй Мировой войны, за которую впрочем пришлось заплатить немалый долг кровью, как сербским четникам, так и партизанам Тито. Прощать же здесь традиционно не умели, и долги чести привыкли получать жизнями обидчиков, а не денежными компенсациями, извинениями и публичным покаянием, даже сейчас почти пять десятков лет спустя местные отлично помнили, кто из какой семьи кого в то время убил. И лишь железная рука и непреклонная воля обожаемого всеми югославами Тито до поры не давала вцепиться в глотку обидчикам. К моменту описываемых событий Тито уже давно был мертв. Теперь вековую вражду населяющих город народов не сдерживал никто.
Главарь ворвавшихся в кафану молодчиков неспешно, наслаждаясь явной растерянностью и беспомощным страхом жертв, вразвалочку, будто привыкший к постоянной качке матрос, направился к столику девушек. Один из орангутангов остался у дверей, намертво заблокировав их своей гороподобной тушей, остальные лениво рассредоточились по залу. Хозяин кафаны, восьмидесятилетний, но сухой и крепкий, как палка серб Любомир уверенным шагом вышел из-за стойки и горделиво подняв седую голову, двинулся наперерез главному бузотеру.
— Доста (хватит)! Пошутили, и будет, — тихо, но веско произнес он. — Если зашли выпить кофе, или ракии, то садитесь за стол. Если нет, то идите на улицу и там задирайте прохожих. В моей кафане, принято вести себя прилично.
— С кем это ты сейчас говоришь, сербская собака? — лениво процедил неандерталец, нехотя разворачиваясь лицом к неожиданной помехе.
Тут только Андрей обратил внимание на нацепленную на его правую руку белую повязку с коряво выведенной темной краской буквой «U». Буква эта сразу показалась молодому историку чем-то знакомой и невероятно важную роль играющей в происходящем сейчас, вот только парализованный страхом мозг все никак не мог вспомнить, что же именно она значит. В противоположность Андрею старик-серб, похоже, провалами памяти не страдал, увидев загадочную букву, он будто с маху наткнулся на кирпичную стену, смертельно побледнел и даже будто стал ниже ростом.
— Что узнал эмблемку? — издевательски захохотал хорват. — Что молчишь, пес? Ну молчи, молчи… Я и сам все вижу. Ты ведь должен помнить эту букву, правда? Пришло время, вот мы и вернулись.
— Ублюдок! Мразь! — срываясь на фальцет, истерично выкрикнул старик и вдруг бросился на радостно скалящегося главаря, замолотил кулаками по его бочкообразной груди.
Здоровенный хорват лишь издевательски хохотал, по-видимому вовсе не чувствуя боли от ударов. Наконец ему наскучило это развлечение, и он мощным хуком справа свалил старого кафанщика на пол. Равнодушно сплюнул на бессильно распростершееся тело и, перешагнув через него, двинулся прямиком к замершим в ступоре девушкам. Андрей в бессильной ярости сжал кулаки, его так и подмывало броситься на этого ублюдка, но он ясно отдавал себе отчет в том, что вряд ли на него здоровяку потребуется больше времени и сил, чем на старика кафанщика. В данном случае разум побеждал горячность чувств, неумолимо и безжалостно оценивая шансы на успех подобного проявления рыцарского героизма как более чем призрачные. А где-то на самом дне души гаденько ворочалась мелкая подленькая мыслишка побуждавшая сидеть тихо, как мышь, авось пронесет, ведь две молодые девушки не в пример более интересный объект для глумления и издевательств здоровенных дегенератов, чем худосочный ботаник в очках. Зато профессор вовсе не раздумывал о соотношении сил и возможных последствиях. Раньше, чем Андрей успел его остановить, Владимир Михайлович пулей вылетел из-за стола и, гордо расправив худые по-мальчишечьи острые плечи, встрепанным воробышком встал на пути хорвата, дерзко поглядывая на него из-за толстых стекол очков.
— То что Вы сейчас сделали, низко! — гневно прозвенел его голос. — Как Вы могли поднять руку на старого человека! Извольте немедленно извиниться!
Надвигавшийся на профессора, будто танк, огромный хорват удивленно остановился, видимо его поразили диковинные, не привычные фразы очередного старикашки, к тому же говорящего с непонятным акцентом.
Воспользовавшись мгновением замешательства неандертальца, профессор, повернувшись к девушкам, свистящим шепотом прошипел:
— Скорее бегите за стойку, там есть второй выход на улицу!
Упрашивать они себя не заставили и резво вскочили на ноги. Андрей против воли успел отметить точеные бедра той, что была чуть выше. Едва прикрытые мини-юбкой они просто приковали его взор, хотя ситуация, мягко говоря, не располагала. Вообще Андрей был вовсе не в восторге от сербских девушек, его пугали и отталкивали резкие орлиные черты их лиц, нарочитая раскрепощенность в общении и постоянно демонстрируемые независимость и превосходство. Но эта брюнетка, двигавшаяся, быстро, но вместе с тем пластично и изящно, как кошка вдруг пробудила в его душе мощный сексуальный заряд. Не ко времени и не к месту, но факт остается фактом, Андрей вдруг испытал на какой-то миг головокружительную эйфорию, ощутил себя могучим и огромным, способным на все суперменом. Ему мучительно захотелось пусть всего на несколько минут стать настоящим средневековым рыцарем, способным ради мимолетной улыбки прекрасной дамы бросить вызов всему миру. Этот внезапный порыв заставил его подняться на ноги, он просто обязан был защитить эту девушку от зарвавшегося быдла.
Тем временем, видя, что жертвы, которых считали уже пойманными, того и гляди ускользнут орангутанги бросились в погоню. Однако девчонки оказались куда как проворнее, звонко процокав каблучками по половицам они успели выскочить в дверь, ведущую в подсобные помещения и захлопнуть ее за собой задвинув с обратной стороны металлическую защелку. Первым подскочивший к неожиданной преграде орангутанг тяжело ударил в дверь плечом, та жалобно заскрипела, прогнулась, но устояла. Главарь попытался тоже броситься вслед за остальными, но у него на пути стоял профессор. Неандерталец протянул вперед свою лапу, решив попросту отодвинуть в сторону этого надоедливого мелкого прыща. Но не тут-то было! Профессор, по-кошачьи мяукнув и сделав в воздухе несколько замысловатых пассов руками, замер в диковинной стойке, недвусмысленно вызывая противника на честный бой. Андрей какой-то оставшейся холодно-невозмутимой частью сознания, будто жившей отдельно от него самого и лишь наблюдавшей за происходящим со стороны вспомнил краем уха слышанный когда-то в университетских коридорах разговор, о том, что профессор будто бы всерьез увлекается каким-то экзотическим направлением ушу. Вот и сейчас тщедушное тело Владимира Михайловича ловко изогнулось замерев в немыслимом положении, глаза из под очков смотрели с веселой злостью, а маленькая сухонькая ладошка копируя киношный жест Брюса Ли издевательски приглашала неандертальца подходить. От такой наглости бугай даже как-то опешил и не нашел ничего лучшего, как произнести бессмертную фразу, практически одинаково звучащую на всех языках мира, по крайней мере благодаря характерной интонации ее трудно с чем-нибудь спутать: