– Где же ты работаешь? – аккуратно поинтересовалась жена профессора, сердобольная Александра Ивановна.
– Не скажу, – помотала головой Люка.
– Ну, – приказал Греков, – немедленно выкладывай правду.
– В варьете, – прошептала Люка, потупив взор, – танцую канкан в отеле «Метрополь». У меня пятерки по балету, я вообще хореографией увлекалась, а там девушки требовались – перед иностранцами выступать. Сначала стыдно было, потом привыкла. Только тяжело очень – спектакль в одиннадцать начинается, в три домой отпускают, а к девяти на занятия…
Грековы пришли в ужас. Советскому человеку тех лет девушка, танцующая по ночам в «Метрополе», представлялась проституткой. К тому же Иван Александрович хорошо знал, в каких условиях живут иногородние студенты. Общежитие находилось в ужасающем состоянии, было переполнено до невозможности, а о безобразном поведении студентов из братской Монголии уже не раз докладывали ректору.
– Ты немедленно бросишь это занятие, – заявил Греков.
– Не могу, – покачала головой Люка, – там хорошо платят, я посылаю маме деньги да еще хочу снять комнату…
– Нет, – твердо сказал Иван Александрович, – переедешь жить к нам. Мы в этих хоромах живем с Александрой Ивановной вдвоем, у сына с женой своя квартира.
– Что вы, – залепетала Иветта, – такое невозможно…
– Бросьте стесняться, деточка, – начала утешать студентку профессорша, – мы рады вам помочь.
Так Иветта поселилась в гостеприимном и хлебосольном доме Грековых. Естественно, никаких денег за проживание и еду с нее не брали, а Александра Ивановна постоянно подсовывала гостье приятно хрустящие бумажки, приговаривая: «Купи маме лекарства».
Потом Иван Александрович заметил, что их сын Вадим зачастил в гости. Раньше он не проявлял такой любви к родителям. Вопреки их желанию стал художником, а не актером. К тому же женился на совершенно невероятной женщине по имени Зинаида. Мало того, что супруга оказалась старше мужа на целых семь лет, так еще и работала педикюршей.
– Ужасный мезальянс, – жаловалась Александра Ивановна подружкам, – понять не могу, что их связывает. Зина – грубая, приземленная, жадная, а Вадим – тонкий, артистичный, нежный…
Свекровь упускала из виду одно обстоятельство. Хамоватая Зиночка работала как каторжная в две смены, без устали обрабатывая чужие ноги. Зарабатывала она вполне приличную сумму, которой с лихвой хватало на то, чтобы содержать мужа-художника, часами валявшегося на диване в ожидании вдохновения.
В первые годы их брака воспитанная Александра Ивановна пыталась соблюдать приличия и приглашала Зину на семейные торжества. Но невестка постоянно попадала впросак. То резала рыбу не тем ножом, то, услыхав фамилию Маркес, спрашивала: «А что он сделал?» Или, мило улыбаясь, заявляла: «Терпеть не могу консерваторию». Иногда, выпив водочки, Зинуля тоненьким фальшивым голоском затягивала: «Ой цветет калина в поле у ручья». Сидящие за столом гости переглядывались и переводили разговор на новый фильм Антониони. Заканчивалось это почти всегда одинаково.
– Твои родители меня терпеть не могут, – злилась Зина, заливаясь слезами в прихожей.
– Ладно, ладно, – бормотал Вадим, подавая рассвирепевшей жене пальто.
Однажды Вадим не выдержал и упрекнул Александру Ивановну:
– Мам, ну спела бы с ней разок, неужели трудно?
Александра Ивановна, в молодости блестяще выступавшая на подмостках театра оперетты, поморщилась.
– Извини, сынок, арию из «Веселой вдовы» хоть сейчас, а другим песням не обучена.
Вадим обиделся и практически перестал бывать у родителей. А тут вдруг зачастил. Пару раз профессорша ловила его взгляд, прикованный к Иветте. У бывшей актрисы забрезжила мысль: вот бы непутевый сын развелся с противной Зинаидой и женился на Люке. Девушка нравилась ей все больше и больше. Поэтому Александра Ивановна не стала поднимать скандала, когда, неожиданно вернувшись с дачи, застала Вадима и Люку в постели.
– Полно, полно, – принялась она утешать испуганно рыдающую девушку, – я давно считаю тебя дочерью. Что уж тут поделать, Вадя объяснит Зине…
Но Зинаида наотрез отказалась давать развод, не помогли никакие уговоры. Справедливый советский суд дал супругам полгода «на обдумывание». Александра Ивановна и Иван Александрович съехали на дачу в Переделкино, оставив Вадима и Люку наслаждаться жизнью вдвоем в их квартире. Через три месяца Вадя сбежал назад к Зине. При всей своей необразованности и грубости Зинуля была отличной хозяйкой. В холодильнике у нее всегда был обед, на ужин подавали любимые Вадимом пельмени. К тому же мужчина привык доставать из шкафа глаженые рубашки и никогда особо не задумывался над тем, почему дома всегда чисто…
Трех месяцев с Люкой ему хватило, чтобы понять свою ошибку. Вадя едва не заработал диатез от бесконечных яичниц. Да еще интеллигентная, нежная и талантливая Иветта считала святой мужской обязанностью ходить на рынок, убирать, стирать…
Словом, Вадим убежал к покинутой супруге. Люка бросилась к Александре Ивановне. Несостоявшаяся свекровь попробовала повлиять на сына, но Вадим совершенно неожиданно проявил несвойственную ему доселе твердость характера.
– Извини, мама, – твердил мужик, – ошибка вышла. Мы с Зинулей столько лет вместе, будем уж доживать, а Иветта молоденькая, найдет себе другого…
Старики Грековы не оставляли надежды и жали на сына, но тут неожиданно выяснилось, что противная педикюрша беременна. Тогда Александра Ивановна торжественно объявила Люку своей дочерью и запретила сыну приходить в родительский дом.
Через четыре месяца произошло несчастье. Плохо знакомая с законами физики, Зина решила уложить волосы феном, сидя в ванне. Следствие так и не установило: то ли несчастная уронила фен в воду и ее убило током, то ли она сначала получила смертельный удар, а включенный электроприбор упал в воду из разомкнувшихся пальцев.
Зину и не рожденного ею ребенка похоронили. А еще через месяц нагрянула следующая беда. Ночью арестовали Вадю. Ему предъявили обвинение в убийстве жены. Нашлось много доброжелателей, решивших утопить парня. Рассказали все: о его связи с Люкой, о постоянных скандалах с женой, плохих взаимоотношениях с родителями. Последний гвоздь в крышку гроба заколотила лучшая подруга Зинаиды.
– Он ее терпеть не мог, – шептала баба в кабинете у следователя, – требовал, чтобы аборт сделала, не хотел ребеночка, а однажды даже сказал: «Хоть бы вы подохли, я бы тогда освободился от обузы…»