И тут преступники первый раз обманывают нас. За ними тщательно наблюдают. Наружка докладывает: Воротникова зашла в парикмахерскую. Иветта регулярно подкрашивает волосы, чтобы походить на Дарью как две капли воды. От рождения ее шевелюра чуть темнее Дашиной. По городу Люка передвигается на такси, в «Вольво» садится, только изображая Дашу. Один из наблюдателей усаживается в холле и изображает из себя супруга клиентки. Он видит, как Иветта вместе с мастером уходит в глубь салона. И здесь сотрудник делает ошибку: расслабляется, полагая, что Люка с намазанными краской волосами сидит в дальнем углу. Через час он начинает волноваться и узнает, что клиентка не стала причесываться, а покинула салон через заднюю дверь. А тем временем Люка, совершенно не таясь, въезжает во двор, входит в дом. Ее видят Маня и Катерина, но никто, естественно, не удивляется. Люка проходит в гостиную, открывает кран горелки и быстро уезжает. Домашние привыкли к неожиданным отъездам и приездам Дарьи и не придают этому большого значения.
Но бог опять бережет семью. На этот раз в роли провидения выступает Семен Андреевич. Восстановив камин, он забывает поставить так называемую вьюшку, и основная масса газа уходит на улицу. Но в комнате все же достаточно пропана, чтобы произошел довольно ощутимый взрыв. Люку задерживают на посту ГАИ. Виталия через десять минут берут в редакции. Собранных доказательств вполне достаточно для сурового приговора.
– Как ты мог так долго смотреть на то, что Дарью пытаются убить, и не вмешаться? Почему разрешил этой Люке войти в дом? А эти двое – Семен Андреевич и Жора, – ну хороши охранники, прошляпили! – бушевала Оксана.
– Видишь ли, – пробормотал полковник, – мы все время держали руку на пульсе, а тут чуть-чуть не успели, не смогли предотвратить взрыв.
– Нас могло убить, – налетела Ольга на Александра Михайловича, – а ты спокойненько поджидал, когда наберется нужное количество улик!
– Да нет… – принялся объяснять приятель.
Но я не стала слушать его оправданий, а встала и пошла в спальню. Там на кровати сидел плюшевый медведь, подаренный Виталием. Я схватила ножницы и принялась яростно кромсать неподатливый плюш. Руки раздирали игрушку на части, а из глаз текли слезы.
Прошел месяц. В доме сделали ремонт, вставили стекла, починили камин. Холодным январским воскресеньем мы устроили праздничный обед. За стол сели все те же – Зайка, Кеша, Маня, Нюся, Семен Андреевич, Жора, полковник и я.
– Ну и жуть сотворили вы с гостиной, – хмыкнул Кеша.
– Уж старались как могли, – хихикнул Жора и протянул руку за хлебом.
Я машинально кинула взгляд на его татуированный палец.
– Да имя у меня там было, – расхохотался парень. – Наколол в восьмом классе «Лена», потом свести решил, когда в милицию попал на работу, да неудачно, след остался. Видели бы вы, Дарья Ивановна, свое лицо, когда я вам кейсик открыл!
– Я подумала: а мастер-то из бывших уголовников.
– Ага, – смеялся Жора, – а я подыграл, но больше всех Аньке досталось, ее Ольга просто видеть не могла, аж набок сворачивалась.
– Глупости! – фыркнула Зайка и повернулась к Нюсе. – Поедим и пойдем наверх, кое-что покажу. У тебя, кстати, дети кто?
– Мальчики, – улыбнулась Нюся, – девять и десять лет.
– Подожди, сколько же тебе? – оторопела я.
– Тридцать два, – спокойно ответила Нюся.
– Ни фига себе! – изумилась Маня. – Я думала, двадцати нет.
Нюся засмеялась:
– Работаю в мужском коллективе, вот и выгляжу хорошо.
Тут двери гостиной распахнулись, и на пороге появилась Катерина. В руках она несла свой фирменный торт. Горку взбитых сливок на этот раз украшала не горящая свеча, а большая круглая шоколадка.
– Вот, – проговорила Катя, – специально для вас делала.
Краем глаза кухарка глянула на Жору. Парень слегка покраснел.
Семен Андреевич вздохнул.
– Ну и красота, жаль, сладкое не люблю.
– А шоколадка похожа на боевую гранату, – ляпнула Маша.
И тут раздался взрыв.
– Ложись! – завопил полковник.
Все как подкошенные рухнули на ковер. Странные, грохочущие звуки неслись из холла, звон разбитого стекла, стук и вопли Ирки… Через пару минут наступила звенящая тишина. Я тихонько подняла голову. Домашние и гости в разных позах валялись на ковре. Роскошный торт растекся малоаппетитной кучкой взбитых белков и ошметков бисквита. Все боялись пошевелиться. Из-под дивана на животе, ловко вертя задом, словно десантник, выбрался Хучик. Мопс подполз к развалинам кулинарного шедевра и, удовлетворенно сопя, принялся подъедать руины. Откуда-то из холла понесся крик домработницы:
– Стой, негодяй! Немедленно остановись!!!
Семен Андреевич и Жора, подскочив как на пружинах, вылетели за дверь. Послышался смех, потом Жора, распахнув дверь, крикнул:
– Глядите, что получилось!
Мы с опаской вышли в холл. У подножия лестницы валялись разбитый журнальный столик, опрокинутые вешалки и… железная ваза. На площадке второго этажа стояла злая Ирка с веником в руках.
– Банди, – закричала она, – увидал мышь, погнался за ней, уродский пес. Ясно же, что никогда ему ее не поймать. Толкнул вазу, та слетела опять по ступенькам, хорошо хоть никого не убила!
Так, оказывается, теперь у нас еще и мыши завелись.
– Интересно, – протянул Кешка, оглядывая разгром, – кто из вас скомандовал: «Ложись!»?
Полковник сделал вид, что не слышит вопроса.
– Больше ни за что в жизни не испеку такой торт! – в сердцах воскликнула Катя.
– Почему? – испугалась Маша.
– И не проси, – сурово заявила кухарка. – Стоит его в гостиную внести, как сразу дом взрывается.
Мы не нашлись, что возразить, и молча смотрели, как подбежавшие собаки, радостно виляя хвостами, помогают Хучику уничтожать горы крема. Псы были явно довольны: не каждый день на их долю выпадает такой праздник.
– А камин-то цел, – невпопад заявил Семен Андреевич.
Все присутствующие разразились громким смехом и долго не могли успокоиться.