Она откинула полог, но не села рядом с Кириллом, а осталась в кузове. Он оглянулся и увидел, что девушка сменила брюки и рубашку на голубое платье с белым воротником.
— Тебя не узнать, — сказал он. — Просто оперная дива.
— Да, мор был ужасный, — продолжала Полли, не обратив внимания на комплимент. — Мы спаслись баней. Отец сложил в землянке печку, трубу из коры связал. Вернется с поля, и сразу в баню. Не ест, не пьет, а скорее огонь разводит. И нас туда загоняет. Пропотеешь, обмоешься, потом можно и за стол. Так и выжили.
— Впервые слышу о таком лечении.
— Баней и не такое лечат, — снисходительно ответила Полли. — Когда отец звал соседей попариться, они над нами тогда смеялись, Летом и без того жарко, да еще лихорадит, пот прошибает с головы до ног. А он их зовет пропотеть.
Смеялись над нами, думали, что мы дурные. А через неделю нам же их хоронить пришлось. Так мы и остались совсем одни. Однажды поутру вышли на огород, а вокруг никого не видно. Ни души. Только смрадом тянет со всех сторон. Пришлось нам всей семьей в могильщики записаться. Целыми днями копали да отпевали.
— Сколько тебе тогда было?
— Десять. Уже работала на равных. А когда мор прошел, подались в соседнюю деревню, к землякам. И решили ехать на запад. Вот так мы тут и оказались.
Когда начали строиться, папаша первым делом поставил баню. Так и жили в ней, пока дом не построили.
Он не спешил передавать ей вожжи и возвращаться в седло. И она не собиралась править лошадьми, потому что была занята более важным делом — Полли распустила косу и принялась расчесываться.
— Отвернись!
— Да ладно тебе. А что за земляки?
— Те, кто приехал в Америку вместе с отцом. Он же у нас из России.
— Я тоже, — неожиданно для себя сказал Кирилл.
Ему очень хотелось увидеть ее лицо, но он не оглядывался. Полли долго молчала.
— Я приехал пятнадцать лет назад, — сказал он по-русски.
— Зачем?
— Так уж вышло. Занесло на эмигрантский пароход. Думал на нем же и вернуться. Но в порту попался к жуликам. Опоили, продали на воровскую шхуну. Я бежал. С тех пор так и живу. Между морем и землей.
— Ты бандит?
— Нет. У меня шхуна. И я хожу на ней в море. Вот и все, чем я занимаюсь. Хожу в море.
— Давно я не видела моря, — сказала Полли.
Он все — таки обернулся. С распущенными волосами она показалась ему еще красивее.
— Какое там море, в Саванне? — спросил он.
Полли не ответила, прислушиваясь к чему-то.
— Проснулся, — вдруг сказала она и задернула полог.
Через какое-то время девушка вернулась на сиденье рядом с Кириллом и забрала у него вожжи.
— Спасибо. Дальше сама справлюсь.
— Он проснулся?
— Нет. Попросил воды. Значит, уже скоро очнется. Я дала ему настойку, что прибавляет сил.
— Я могу с ним поговорить?
— Он тебя не услышит, — сказала она. — Пойми, он сейчас далеко-далеко. Вот вернется, тогда и поговоришь. Слезай. Не люблю тесноты.
Он догнал Ахо и поехал рядом.
— Как она? — спросил индеец.
— В порядке. Она крепкая.
— Да, крепче многих мужчин. Она говорила с тобой?
— Немного.
— Хорошо. Нам надо разделиться. Ты поедешь с ней.
— Куда?
— Есть такое место — Красный Пень. Там можно спрятаться. А я провожу инженера и вернусь за вами.
Кириллу не понравилась эта затея, хоть она и была вполне разумной. Ему не хотелось отпускать Ахо одного.
— Я не спрашиваю, когда ты вернешься, — сказал он. — Но всякое может случиться. Если все пойдет не так, как мы ожидаем…
— Не бойся накликать беду неосторожным словом, — сказал Ахо. — Разве ты не видишь? Беда уже с нами. Ты хочешь знать, что делать, если я не вернусь?
— Если что-то тебя задержит, — поправил Кирилл. — Так вот, место сбора — ранчо Коннорса.
— Хорошее место, — кивнул Ахо. — Крис, не останавливай Полли, если она снова заговорит с тобой. Ей не с кем тут поговорить. Я рад, что она нашла тебя.
По-настоящему богатого человека легко отличить от обычного богача. Да, у Скотта Форсайта блестели золотые перстни на пальцах, кольт был отделан серебром, а один сапог стоил больше месячной зарплаты шахтера. Но не в этом проявлялось его богатство. Перстни можно и не заметить, особенно издалека, да и сапоги оценит не всякий. А вот многочисленная охрана, вооруженная до зубов, сопровождает только по-настоящему богатого человека.
Гек Даррет чувствовал себя довольно неуютно в окружении такой охраны. Он привык перемещаться по земле в одиночестве. Скромный значок на груди был его лучшей защитой. Каждый знал, что за маршалом следует незримая, но непобедимая сила, имя которой — Закон.
Однако сейчас маршал ехал рядом с Форсайтом, а вокруг них гарцевали три десятка всадников. И даже самый последний воришка, встретив такую процессию, мог бы предположить, что маршал более не полагается на могущество Закона и отдал себя под покровительство тридцати винтовок.
— Вы всегда берете с собой столько народу? — спросил он у Форсайта.
— О нет. Только тогда, когда сопровождаю федерального маршала.
Федеральный маршал Гек Даррет весьма гордился тем, что дожил до пятидесяти лет. Он пережил всех своих приятелей, с кем когда-то бил бизонов и проводил караваны через Индейские Территории. Был он седым, невысоким, склонным к полноте.
На его круглом добром лице всегда держалась приветливая улыбка. Она легко превращалась в прощальную, когда маршалу приходилось отправлять кого-то на виселицу. В его спине, между лопатками, сидела пуля, которую не решился извлечь знакомый ветеринар, а до хирурга Даррету все недосуг было добраться.
Из-за этого комочка свинца у маршала все чаще случались внезапные приступы боли то в руке, то в ноге. Чтобы не беспокоить пулю, он в последнее время старался поменьше ездить верхом и обзавелся легкой двуколкой на резиновом ходу. Но сегодня он где-то оставил свой экипаж, и к полицейскому участку его подвез Форсайт.
Сам мясной барон остался сидеть в коляске, а Даррет прошел внутрь офиса.
— Скажи мне, Мерфи, где сейчас инженер Скиллард?
Шериф засопел.
— Не знаю.
— А жаль. Я хотел бы с ним поговорить. Очень важный разговор. Но, как я слышал, он сейчас вроде бы у индейцев?
— Вроде бы. Не волнуйтесь, Гек, мы разберемся. Мы все уладим. Только пускай этот Форсайт не сует свой нос в наши дела! Пускай сидит на своем ранчо, нечего ему делать в нашем поселке.