— А у тебя есть участок? — поинтересовался Илья.
— Конечно, — гордо сказал Лански. — Участок у меня отличный. И дом стоит настоящий. Только я давно там не появлялся, живу в поселке. Когда буду уезжать, продам тому же Уолку. Ему все продают свои участки, когда уезжают.
— Почему уезжают?
— Потому что здесь не растет ничего, вот почему. Мне еще хорошо, у меня постоянная работа, компания платит неплохо. Но как быть тем, кто ничего, кроме плуга, в руках не держал?
Он сказал это с таким высокомерным сочувствием, что Остерман с трудом удержался от улыбки. Кроме плуга любой фермер умеет держать в руках еще сотню инструментов, о которых этот белоручка и не подозревает. А Лански продолжал разглагольствовать:
— Наша семья перебралась сюда из Джорджии вместе со всеми остальными русскими.
— Русскими? — переспросил Илья.
Он подозревал, что Лански, судя по фамилии, славянин, да и внешность не оставляла сомнений — прямые соломенные волосы, нос картошкой, серые глаза. Так выглядели поляки и чехи, каких немало повидал Остерман в странствиях по Западу. А вот русского встретил впервые…
— Русскими?
— А что такого?
— Да как-то странно. Откуда взялись русские в Джорджии?
— А, долгая история, — махнул рукой Лански. — Наши отцы — из России. Я — то сам американец, потому что родился тут. Но нас по-прежнему называют русскими. Ничего не поделаешь.
Сначала отцы держались вместе, как в старину. Общая земля, большая деревня, общее стадо. Потом начали по одному отделяться, потому что земли было много, каждому хватало.
Наша семья тоже отделилась семь лет назад. Распахали целину. В первый год у всех были хорошие урожаи, а на следующее лето все выгорело. С мая до осени не было ни одного дождя. Завели небольшое стадо, так коровы наелись какой-то травы и передохли. Пришлось всем мужчинам идти на карьер. Заработали немного и перебрались в Канзас к родственникам. Я остался, а мои все в Канзасе сейчас. И такая история со всеми случается.
— А как же эти Уолки? У них, что, особенная земля?
— У них? — Лански задумался. — У них земли просто очень много. И они сами на ней не работают, нанимают индейцев.
— Разве индейцы могут работать на земле?
— Не знаю. Но он их заколдовал. Спаивает настойкой из кактуса, они за нее сделают все, что прикажешь.
— Ну, пьяный индеец много не наработает, — засомневался Илья.
— Пьяный? В том-то и колдовство, что от той настойки не пьянеют. Говорят, кто ее пьет, на всю жизнь становится рабом Питера. Так оно и выходит.
Питер этот хитрец ужасный. Все бедным прикидывается, в лохмотьях ходит, а ему из Канзас-Сити в прошлом году привезли, наверно, десяток огромных деревянных ящиков. Говорят, там были новые плуги, бороны всякие и прочая ерунда. Одних книг, говорят, было пять коробок. Так он из ящичных досок себе новый сарай сколотил!
Ничего, ничего, скоро вся его хитрость ему же боком выйдет. Вот придут землемеры, мы их направим в Мертвую Долину, чтоб они ее занесли на карту. Мы бы и раньше это сделали, но Питер со всей своей родней никого не пускает через свои участки.
А в обход идти слишком тяжело, землемеры не пойдут. Зачем им карабкаться по скалам, когда вокруг столько равнин, верно? Этим ученым крысам все равно, какую землю наносить на карту.
— А вам не все равно?
— Конечно! Мертвая долина появится на карте, компания заявит, что там есть уголь или свинец, и закажет у наших партнеров строительство железной дороги. Земля под дорогу достанется нам бесплатно, и вся долина станет полностью нашей.
— Вашей? И тогда Питеру Уолку придется отсюда убраться, — заключил Остерман. — Здорово придумано.
— Может и не убираться. Но пускай он живет, как все!
«Вот в чем дело, — подумал Илья. — Этот Лански не просто завидует Питеру Уолку. Он не хочет быть таким же богатым. Наоборот. Лански хочет, чтобы Питер был таким же бедным, как он».
В кабинете появился Томас. Он бросил шляпу на диван и тяжело опустился напротив Ильи.
— Лански, иди на конюшню, выберешь двух жеребцов, — устало сказал он. — Приведешь их к моему дому. Привяжешь у дверей, и возвращайся.
— Мы все-таки поедем в город? — спросил помощник, неохотно поднимаясь из-за стола.
— Да. Поедем.
— А маршал зачем прибыл?
— Потом расскажу. Поторопись! — Томас нетерпеливо топнул.
Илья подвинул к нему бутылку:
— Выпьешь?
— Не сейчас.
— А почему ты снял значок?
— Потому что я больше не шериф. — Томас побарабанил пальцами по столу. — Билли, ты меня знаешь. Я лишних вопросов не задаю. Сам все расскажешь, когда захочешь. Но времени на разговоры у нас нет. Мне только что показали твою карточку. Ты — в розыске. И не просто в розыске, а вне закона.
— Кто показал, маршал? — спокойно спросил Илья, вытирая губы платком.
— Да. Он много чего показал. Оказывается, Коннорс тоже был «Потрошителем банков».
— Тоже?
— Как и ты. Я прикинулся еще тупее, чем на самом деле, и никого не узнал. Ни тебя. Ни того парня, что заезжал сюда несколько дней назад. Крис Беллоу — ты его знаешь?
— Мой лучший друг. Не ожидал, что он тут… — Илья поднялся и переложил револьвер из саквояжа в карман пиджака. — Я готов.
Томас Мерфи оглядел стол.
— Обидно. Не дали отметить встречу. Мне надо бы многое тебе рассказать. Дик Руби — он тоже твой друг?
— Да.
— Все твои друзья здесь, — сказал Томас. — И это очень плохо. Не надо было им сюда приезжать.
Они вышли из салуна через кухню. Пройдя через задний двор, Томас встал на ящик и глянул поверх забора.
— Чисто. За мной.
По огородам, зеленевшим позади бараков, они дошли до конца улицы, и здесь Мерфи снова поднял руку, останавливая Илью.
— Посмотрю, что там делается возле моего дома.
Он заглянул за барак и тихо выругался.
— Хреново. Кажется, меня ждут.
Илья посмотрел через его плечо. Возле крыльца стояли два оседланных жеребца.
— Никого не вижу. Это те кони, про которых ты говорил помощнику?
— Да. Но я не о них. В сарае дверь закрыта. Я всегда оставляю ее приоткрытой.
— Зачем?
— Для кота. Он любит днем спать в сарае.
— Смотрю, у тебя большое хозяйство, — сказал Илья. — Дом, сарай, даже кот…
— Чего скалишься! Да, кот! По-твоему, я сам должен ловить мышей?
— Сейчас посмотрим, что за мыши у тебя завелись, — сказал Илья и пошел к дому.