«Это дни моей жизни», — понял Брикс. — Что остается за моей спиной? Ничего. А впереди только враждебное небо»…
Его разбудил выстрел.
«Подобное уже было со мной», — вспомнил он, садясь в постели.
— Доброе утро, сеньор, — сказала пожилая мексиканка, подметавшая в комнате.
«Я в салуне Рэймонда Бенсона, — сказал себе Энди. — В шахтерском поселке. Здесь опасно. Сюда я попал после похорон Дика».
— А где Крис?
— Спросите у судьи.
«У судьи?»
Он не сразу вспомнил, что судьей тут называют владельца салуна.
Спускаясь по ступенькам, Энди был весьма удивлен тем, что не хромает. Он пощупал ногу и с еще большим удивлением обнаружил, что вместо бугорка, где пряталась пуля, теперь ровное место.
— Что тебе подать, завтрак или обед? — спросил Бенсон, когда Энди уселся за стол.
— Все сразу. И ужин в придачу. А где Крис?
— Уехал пару дней назад. Он будет ждать тебя на ранчо Коннорса.
— Пару дней назад… — повторил Энди, качая головой.
Расправившись с омлетом, бифштексом и горой картошки, он раскурил трубку и перебрался к стойке бара.
— Скажи, Рэймонд, видал ли ты людей, которые вернулись с того света?
Бенсон кивнул:
— Не раз. Должен заметить, что не все они лучились от счастья. Для многих такое возвращение оказалось неприятным сюрпризом. И еще одно замечание: пережив собственную смерть, люди меняются до неузнаваемости. Щедрый весельчак становится мрачным скрягой, тихоня превращается в задиру, а безрассудный смельчак — в последнего из трусов.
— Значит, тупой подонок может стать благородным мудрецом, если выживет после смертельного ранения? Хорошее средство для улучшения человеческой породы, ты не находишь?
— Я нахожу человеческую породу безнадежной.
— Я тоже, — сказал Брикс, прислушавшись к разговору шахтеров за соседним столом.
Они громко обсуждали судьбу какого-то инженера, похищенного и зверски убитого индейцами. Спор шел о том, в каком виде в поселок будет доставлена его кожа — набитая соломой или растянутая на распорках.
— Рано или поздно они и нас перережут, как цыплят.
— Надо убираться отсюда, пока не поздно.
— Скиллард сам виноват. Вечно придирался к индейцам.
— Скиллард говорил, что он тут самый главный, а компания палец о палец не ударила, чтобы его спасти.
— И с нами так же будет…
Бриксу показалось, что он вернулся лет на двадцать назад, в годы своей юности. Тогда, в семидесятых, жители Огайо точно так же обсуждали слухи насчет кровожадных индейцев. Где-то далеко, на Черных Холмах, кавалерия генерала Кастера билась с бандами сиу, там грохотали пушки, и реками лилась кровь — а на тихих улочках Мэнсфилда люди вечерами замирали от ужаса, заслышав, как в палой листве копошится бродячий пес. Всюду мерещились затаившиеся индейцы.
Да только откуда им было взяться в Мэнсфилде? Гораздо больше следовало опасаться ковбоев, что вываливались из вагонов вместе со скотиной, прибывшей на станцию. Скотина налево, ковбои направо, вот и вся разница. Воняли они одинаково, только двуногие топали в салун, а двурогие — на бойню…
— А мне жалко Скилларда…
— Да черт с ним…
Брикс повернулся к Бенсону:
— Можешь мне растолковать, кто такой Скиллард?
Судья Бенсон многозначительно поднял палец:
— Инженер Скиллард! Многие шахтеры уверены, что «инженер» — это его имя. Но его имя — Бенджамин, а звание инженера он присвоил себе, чтобы его не путали с другими Скиллардами, земельными спекулянтами, которые имеют довольно сомнительную репутацию в Канзасе.
Говорят, наш инженер не так давно и сам подвизался на землеустроительном поприще, но не преуспел. Теперь он — инженер. Специалист по угледобыче. На карьере работают и другие специалисты, но Скиллард — особенный. У него отдельная контора. В карьер он никогда не спускается. И никто не замечал на его лацканах ни одной угольной пылинки.
Хотя он очень любит уголь. Первое время Скиллард не мог выйти из моего салуна, не прочитав нам лекцию об углях. О лигнитах, антрацитах, сланцах и еще многих вещах. Пока он просто трепал языком, люди терпели. Мало ли о чем любит поговорить пьяный начальник? Однако все кончилось тем, что его чуть не линчевали за богохульство. Он заявил, что возраст местного угля 120 миллионов лет. Да-да, так и сказал, сто двадцать миллионов лет. Шахтеры посмеялись над этой шуткой. Но он говорил всерьез.
— А в чем шутка? — не понял Энди Брикс.
— Как известно, датой творения мира считается 7 октября 3761 года до рождества Христова, — напомнил судья Бенсон. — С этим спорят только англиканцы. В постраничных заголовках Библии короля Якова приводится другая дата, а именно 9 часов утра 23 октября 4004 года до рождества Христова.
Среди наших шахтеров большинство составляют католики — ирландцы и поляки. Есть приверженцы и англиканской церкви. Но даже баптисты и пресвитериане, которые относятся к Ветхому Завету не так ревностно, даже и они просто онемели от негодования, когда в их присутствии кто-то попытался опровергнуть Библию.
— И что, Скиллард опроверг?
— Не успел. Сослался на неотложные дела и покинул заведение. С тех пор он у меня не показывается. Предпочитает пить французский коньяк на ранчо Форсайта.
— А давно его убили?
— Слухи о смерти появились только сегодня утром. И я нахожу их весьма сомнительными.
В салун вошла кучка ковбоев, и шахтеры приумолкли. Брикс заметил, что один из вошедших носил шерифскую звезду на куртке.
— Что за сборище? — спросил шериф, похлопывая плетью по голенищу. — Почему не на работе?
Шахтеры переглядывались, перешептывались, но никто ничего не ответил.
— Я не слышал сигнала об окончании рабочего дня. Может быть, ты слышал? — Он пнул сапогом по ножке стула, и шахтер съежился над кружкой. — Даю вам пять минут. Тот, кого я застану здесь через пять минут, будет уволен. Расчет сегодня же. С выселением. Узлы за спину, и вперед. Меня все слышат? Или тут есть глухие?
— Мы тебя не знаем, — проговорил кто-то, прячась за спинами соседей.
— Еще узнаете. — Шериф достал из кармана часы, положил их на стойку бара и уселся на табурет. — Я новый начальник охраны. Если бы вы не сбежали с работы, то услышали бы несколько важных новостей. Возвращайтесь на карьер, и спросите у мастеров, по какому распорядку вам предстоит тут жить и работать. Осталось четыре минуты.
Загремели отодвигаемые стулья. Шахтеры молча побрели к выходу, дожевывая и вытирая губы.
Энди Брикс зажег спичку, чтобы раскурить погасшую трубку. Краем глаза он видел, что шериф смотрит на него.