— Коннорс ему мешал?
— Наверно. Эд один оставался здесь, между реками. Все фермы — на том берегу, в Мертвой долине. Но Форсайт и туда доберется. Он уже заплатил нужным людям, и в Мертвую долину идут землемеры. Скоро фермеров оттуда погонят.
Брикс прищурился, разгоняя дым.
— Ну, Крис, не понимаю. Как ты можешь такое курить? А что, братишки, эта винтовочка и вправду бьет на тысячу шагов? Очень хочется проверить. Билли, а где живет Форсайт? Только не говори, что ты об этом даже не думал!
— И думал, и даже прогулялся по его землям, и любовался его избушкой, — сказал Илья. — Но винтовка делу не поможет. Думаешь, он сам по себе? Думаешь, он потому решился затеять такое громадное дело в одиночку, что самый умный и смелый? Я же тебе говорю — он тупой, жирный боров, увешанный золотом. Да его бы в Аризоне слопали за месяц, со всеми перстнями и охранниками!
Разгорячившись, Илья даже отвернулся от бойницы и потряс кулаком в воздухе.
— Как я их ненавижу…. Ничтожество. Полный ноль. Единственное усилие, на которое он способен — потужиться в сортире. Все остальное за него делают другие. Но за ним стоит сила. Уберешь Форсайта — тут же появится новый. Как патрон в затворе винчестера. Пустая гильза еще кувыркается в воздухе, а новый патрон уже готов к выстрелу.
Знаешь, Энди, чем отличаются просто деньги от больших денег? Простые деньги, если очень постараться, могут превратиться либо в большие деньги, либо в ничто, в ноль. А вот большие деньги — с ними и стараться не надо, они сами собой превращаются — знаешь, во что? Во власть.
— То есть, кроме Форсайта, придется завалить еще пару козлов? — спокойно спросил Брикс.
— Завалить? Что за выражения! К тому же всех козлов не завалишь…
Кирилл осторожно обернулся к друзьям. Он старался не шевелиться лишний раз, чтобы не возник колокольный звон в ушах. Но ему вдруг пришли в голову очень важные слова. Он повернулся и сказал:
— Нет. Не завалить. Надо натравить на них других козлов. И пусть они топчут друг друга.
Несколько минут прошли в молчании. Наверно, каждый пытался представить себе столь живописную картину — стада Форсайтов в пылу схватки, треск рогов и предсмертный визг…
— Кто брал патроны из моей кучи? — сердито спросил Илья.
— Ну, я, — признался Энди. — А что?
— Что за бардак! Взял вещь, положи на место!
Посмеявшись, Кирилл пересчитал и свои патроны. Пять для «спрингфилда». Четыре для винчестера. Полная шляпа патронов для кольта.
И два часа до рассвета.
* * *
«Опоздали», — подумал Лука Петрович, увидев над холмами густое облако дыма. Багровое в лучах восходящего солнца, оно казалось пропитанным кровью. Он привстал в стременах и оглянулся:
— А ну живей!
— Загоним коней-то! — сердито отозвался Макар Никитин. — А пахать на тебе, что ль, будем?
Макар дольше всех упирался, не соглашаясь ехать куда-то на ночь глядя. Он вообще был самый упрямый и вредный, и Лука Петрович старался никогда к нему не обращаться. Но у Макара работали команчи, три десятка команчей, а этих ребят хлебом не корми, дай поноситься по степи на хозяйских лошадках.
Сыновья же у Никитиных под стать отцу. «Да без нас разберутся», «нам спать охота», «что мы там не видали, у Коннорсов» — поворчали-поворчали, а глядь — уже и сами на коне, и работникам винтовки раздают.
За вечер ему удалось поднять всех. Никто не отказал. И никто не спросил, зачем ему это надо.
Нет, Хлебников спросил, какой такой интерес у Волковых зарыт на чужом ранчо? «Стало быть, есть интерес», — отрезал Лука Петрович и глянул на дочку. Хлебников тоже посмотрел на Полю и, наверно, удивился — чего это она, ночь-полночь, на чужом коне да с оружием? Но больше ничего не спрашивал, снял винтовку, висевшую на гвозде в сенях, и пошел будить зятьев-шайенов.
Да, собрались все. Когда дорога взлетала на холм, Лука Петрович оглядывался — и сердце радовалось при виде длинной колонны, такой длинной, что конца не видать.
Ранчо было еще не близко, когда в степи им попались несколько одиноких лошадей. Оседланные, но без седоков, одни щипали траву, другие бродили, озираясь. Подъехав ближе, Лука Петрович увидел их хозяев. Сначала одного, потом другого… Он насчитал шестерых, когда из-за кустов показался Ахо на своем мустанге.
— Ты к Коннорсам? — только и спросил Лука Петрович у зятя.
— Я там уже был, — ответил кайова и пристроился рядом.
— Где ты пропадал? — спросила Поля.
— Но ведь не пропал…
Индеец был с чужим оружием, и лицо его носило следы недавних побоев. Но спрашивать его о чем-либо сейчас было бесполезно, да и не нужно.
Ветер принес запах сгоревшего дома, и Лука Петрович остановился.
— В круг возьмем. Ты, Макарушка, раскидай свой народец по дорогам, чтоб никто не ушел. Лагерь ихний найдешь — так покамест не трогай никого. Ну, коней там постреляешь, чтоб не ушли. А так не трогай. Потом разберемся, кому чего.
Никитин кивнул и погрозил кулаком сыновьям, которые вполголоса о чем-то уже сговаривались.
— Хлебниковы, Акимовы, Евдокимовы! — продолжал командовать Лука Петрович. — Растянетесь там, остальные вон туда, за мной. Как только встретимся, начнем сходиться к дому. Стрелять начнут — ближние залегли, дальние отвечают. У них винчестеры да револьверы, против наших винтовок им не устоять.
— Да ясно все, дядя Лука! — нетерпеливо махнул плетью старший из братьев Муромских. — Чай, не впервой! Пошли уж, пока не разбежались, потом ищи их в чистом поле…
— С Богом! — Лука Петрович положил тяжелый карабин поперек седла и поскакал, огибая холм.
Полина держалась сзади. Луке Петровичу хотелось бы, чтоб она осталась с Никитиными, на дорожной заставе. Уж больно не нравилась ему тишина, стоявшая за холмами. Бой либо кончился, либо взял передышку. Но что-то долгая передышка получается…. Лучше бы Поле оставаться подальше от того, что им предстоит увидеть и узнать обо всем от других…
Но она увидела все одновременно с ним.
Дом казался неповрежденным, хотя крыша сильно просела. Из верхних окон кое-где свисало тряпье. Над обугленными развалинами сарая клубился дым, свиваясь в облако. В проломе забора мелькали ковбои, они бегали туда-сюда, кто с мешками, кто с узлами. Их лошади стояли поодаль, и многие уже были навьючены.
«Хороший хозяин был Коннорс, — подумал Лука Петрович. — Запасливый. Таскать вам не перетаскать, добры молодцы».
Он увидел, что над забором белеет парусиновый верх его фургона, и с теплотой подумал: «Не обманул техасец, переставил телегу. Авось, и сам уцелел…»
Земляки, скакавшие сбоку, не удержались, завидев разграбление. Засвистали, кто-то пальнул, и воздух задрожал, когда кони понеслись лавиной.