— Вы знаете, где я был.
— Афганистан не в счет, — сказала она. — Значит, не были? Неужели не хочется посмотреть мир?
«Значит, ни хрена вы не знаете, — торжествующе подумал Гранцов. — Не знаете вы про Ливийскую Джамахирию, ни про Эфиопию, тем более — про Сомали. Вы, ребята, мелко плаваете. Залезли, небось, в военкомат. А глубже копнуть слабо!»
— Мне и здесь хорошо, — сказал он.
— А представьте, что есть точно такая же база, но в Африке. Совершенно заброшенная. А мы вас туда пошлем, чтобы ее привести в порядок. Поедете?
Вадим услышал за спиной на крыльце бани утомленные, тихие голоса. Сеанс окончен, и все расходятся. Он напрягся, пытаясь различить в этом гомоне голос Регины, но Восьмая снова отвлекла его.
— Неужели откажетесь от Африки?
— В пустыню не поеду, — заявил он, почему-то вспомнив недавний разговор с Ежиком, который тоже вдруг засобирался в Африку. — В джунгли тоже. Разве что на Мадагаскар?
— Вот видите, — сказала Восьмая. — Даже вас можно чем-то заинтересовать. А если бы вы знали, где работают наши люди! Я, например, совсем недавно вернулась из Венесуэлы. Для нас нет границ.
— Звучит заманчиво, — сказал Гранцов. — Так что вы от меня хотите?
— Вы начнете работать прямо сейчас, — деловито сказала она. — Первое. Вы будете завтракать, обедать и ходить в баню с двумя девочками, которых я вам покажу. Говорите с ними о чем угодно, но сводите все разговоры к необходимости возрождения. Ваша задача — флиртовать на грани фола. Понимаете, о чем я? Рассыпайтесь в комплиментах, приставайте к ним, облизывайте им пятки. В переносном смысле, конечно. Впрочем, действуйте по ситуации. Хорошо, если они в вас влюбятся и начнут ревновать одна к другой. Второе. В свободное время заполните анкету. Предупреждаю, анкета большая, девятьсот вопросов, но ответить надо на все вопросы предельно честно. Предельно честно, повторяю.
— Стоп, — сказал Гранцов. — Есть вопросы, на которые я не имею права отвечать.
— Да нет таких вопросов, — мягко улыбаясь, сказала Восьмая. — Государственная тайна? Так уже нет того государства. Пусть это вас не волнует.
— Не хочу быть уклончивым, — сказал Гранцов. — Но есть еще и военная тайна.
— Да бросьте вы, — засмеялась она. — Кто с вами воюет? Война давно закончилась, и пора признать свое поражение. Ваши танки ушли из Германии и ржавеют в калмыцких степях. Ваши ракеты нацелены сами на себя. Какие такие жуткие секреты вы можете знать в этой бане? Какое такое сверхсекретное оборудование может прятаться в ваших подземельях?
«Откуда она знает о подземельях?» — подумал Гранцов, но не стал возражать.
— И третье, — сказала Восьмая. — Надо определиться с вашим статусом. Назовите любое число после трехсот.
— Миллион.
— Ого, — она снова засмеялась, но уже по-другому. — Я имела в виду числа четвертой сотни. Какой вы, однако, пылкий мужчина. Не ошиблась ли я, доверив вам девочек?
— Кажется, я не давал повода.
— Числа, числа говорят нам больше, чем слова, — сказала Восьмая. — Итак, ваше число будет такое. Триста сорок девять. Запомнили, Вадим Андреевич? С этой секунды вы «Триста Сорок Девятый». А теперь — идите в баню!
Здесь не принято было знакомиться, и Гранцов, оглядев еще в бане своих подопечных, присвоил им условные обозначения. Лисичка была с острым носиком и зелеными раскосыми глазами, кожа лица у нее землистая, в темных угорьках. А у костлявой Феи кожа желтовато-прозрачная, с зелеными венами. Свои длинные русые волосы Фея расчесала как русалка, за спину. У Лисички же была короткая стрижка со смешным завитком на шее.
Он знал, как изменятся девочки, когда оденутся после бани, поэтому запомнил только эти приметы, не отвлекаясь на подробности телосложения. Да и особо-то отвлекаться было не на что, как подметил бы мичман Поддубнов.
Оказалось, что на этот раз пациентам приготовили особую одежду. И Лисичка, и Фея облачились в одинаковые розовые балахоны с длинными рукавами. Что-то вроде ночных рубашек до колена, с пояском и шнуровкой на груди. На мужчинах были точно такие же рубахи, но голубые. Все они получили также высокие белые носки и кроссовки.
Теперь пациенты заметно выделялись среди окружавших их волонтеров в джинсах и разноцветных майках. Когда все расселись за столиками для завтрака, Гранцов отметил, что на каждую пару больных приходилось пять-шесть волонтеров. Причем один волонтер общался с пациентами, а остальные держались чуть поодаль. Завтрак «гавриков» состоял из тертой моркови, сухого лаваша и томатного сока. В бумажном стаканчике оказались разноцветные горошинки витаминов. По крайней мере, все называли это витаминами. Гранцов вспомнил о фармацевтической фирме, которая делила с Институтом московскую прописку, смял стаканчик вместе с содержимым и сунул в карман джинсов: он надеялся когда-нибудь сдать эти таблетки на анализ.
— Правильно, — сказала Лисичка, его подопечная, — лично я тоже в гробу видала эти таблетки.
— Ну и глупо, — сказала Фея, запивая витамины соком.
— Хуже, чем зэки, тут сидим. Я за всю жизнь ни в одном лагере не жила, куда только меня не пристраивали. Убегала и все. Не могу жить в лагере. Из Польши убежала, из международного лагеря, до самой границы доехала автостопом.
— Здесь не Польша, — заметила Фея.
— Это точно, — злобно огляделась Лисичка. — Менты кругом, колючка, хрен убежишь. Знать бы хоть где мы. А то сначала Псков, потом турбаза, потом вертолет. Может, мы вообще где-нибудь в Уренгое?
Гранцов слушал их, незаметно оглядываясь. Регина сидела далеко от него с двумя сутулыми переростками. Она что-то говорила, поворачиваясь то к одному, то к другому, а они тупо смотрели на ее маленькую острую грудь под полупрозрачной майкой.
Когда Вадим встал из-за стола, вместе с ним поднялись две его девочки. Они отошли в сторонку и присели на скамейку под стеной штаба, а еще трое волонтеров бесшумно подошли сзади и встали за углом.
— Подумаешь, супер-пупер-методика, — сказала Лисичка. — Нашли на ком опыты ставить. Я им не наркоманка какая-нибудь.
— Это не опыты, — сказала Фея. — Миллионы людей были спасены методикой.
— Да меня-то что спасать, — фыркнула Лисичка. — Спасибо папочке, пристроил в блатное местечко. И все из-за одной сигаретки, бляха-муха! Нашел у меня в кармане косячок, и пошло-поехало. Ему же не втолковать, что человек может чисто для понта с собой носить всякую херню. Ну, угостить там знакомого, ну, поменять на что-нибудь. Я ж ведь чистая, как слеза пионерки, я даже пива не пью, одно «перье»! На кой хрен мне ваша методика, мать ее перемать!
— А дорожка на венах у тебя тоже от «перье»? — насмешливо спросила Фея и тут же отскочила, увернувшись от пощечины.
— Убью сучку! — завизжала Лисичка, кидаясь вперед, и Вадиму пришлось обхватить ее и прижать к стенке. — Порву падлу позорную!