— В таком случае хотя бы проводники останутся живыми, — с усмешкой заметил Хезелтайн. — А что за орда?
— Оборванцы, — презрительно скривился капитан. — Батраки. Шатаются по всей Соноре, к ним липнет всякий сброд. Громят поместья. Завидят солдат — разбегаются. Потом снова сбиваются в стаю. Ничего, пусть только сунутся…
— Кстати, насчет оборванцев, — сказал Гаттер. — Ты тут всех знаешь. Кто такой Мясник? Откуда он?
— Да обычный головорез из-за Рио-Лобо. Почему ты спрашиваешь?
— Похоже, что как раз ему мы наступаем на пятки.
Капитан истово перекрестился:
— Матерь Божья! Что же ты сразу не сказал?
— Ну что, — спросил Хезелтайн, — теперь дашь людей?
— Теперь? Да я на колени перед вами упаду! Умолять буду, чтоб вы поскорей уезжали домой! Скорее, амиго! Возвращайтесь домой и покрепче запритесь на все замки! Потому что Мясник пощады не знает… — Капитан снял фуражку и вытер посеревшее лицо рукавом. — А вот мне куда деваться? Если Мясник встретится с батраками, вся Сухая долина заполыхает. Такой пожар разгорится, что искры и до рудника долетят. Вы бы, амиго, лучше подумали, что будете делать с шахтерами, если они поднимутся, как наши батраки…
— Наши шахтеры работают за деньги, — сказал Хезелтайн. — Им некогда бунтовать.
— Они не только шахтеры, но и метисы, — заметил капитан Рамирес, в чьих жилах текла благородная креольская кровь. — От метисов всего можно ожидать.
— Да пусть хоть трижды метисы, — угрюмо сказал Гаттер. — Рейнджеры тоже работают за деньги. И твой Мясник скоро убедится, что нам их не зря платят.
Капитан еще немного повздыхал, пожал им руки и торопливо зашагал обратно к форту.
— Ты ему веришь? — спросил Гаттер. — Вранье это все. Пугает нас, чтоб мы отвязались. При чем тут Рио-Лобо? Выходит, какой-то бродяга проделал двести миль, чтобы похитить нескольких девчонок и одного старика? Не верю. А ты?
— Не верю, — сказал Хезелтайн.
Он никому не верил, особенно мексиканцам. Капитан Аугусто Рамирес был замечательным собутыльником и достойным картежником, но сейчас от его талантов было мало проку. Как истый креол, он не мог сказать «не могу». Вместо прямого и честного отказа он обещал подумать. Но если он не дал проводников сегодня, то не даст и завтра.
Что же до Мясника, то и о нем капитан, скорее всего, слышал впервые. Но, как офицер пограничной стражи, не мог допустить, чтобы гринго сомневались в его познаниях. Он обязан знать всех разбойников, живых, мертвых и вымышленных.
— Как думаешь, Аугусто пропустил банду?
— Думать — не моя обязанность, — буркнул Гаттер. — Следов нет. Свидетелей нет. Если пропустил, мы об этом узнаем от наших людей на той стороне. Дня через два или три.
— А если банда осталась в лесу? Незаметно сошла с дороги и затаилась? Они играют с тобой в прятки, Бен.
— Я не собираюсь прочесывать лес.
— И не нужно. Они сами оттуда выйдут. Надо просто встретить их там, куда они направятся.
— Ты знаешь — куда?
— Давай подумаем вместе. Что нам известно о банде?
— Ничего.
— Нет. Мы знаем, что это не местные. Раз они откуда-то пришли, значит, должны туда же и уйти. Что еще мы знаем? Они забрали проституток. Но только тех, кого недавно привезли из Мексики. Чем они так привлекли Мясника? Есть только одно объяснение — эти девчонки с ним как-то связаны. И, скорее всего, это родственная связь.
— Ага, — задумчиво протянул Гаттер. — То есть мы на верном пути? Он не двинется на город, не уйдет на север, а будет прорываться в Мексику, так?
— Именно!
— Погоди, Джерри. А профессор? Зачем Мясник прихватил с собой Адамса?
— Думаю, что это ему подсказал майор Кардосо. Вот о нем мы знаем немного больше. Он — опытный офицер. Не знаю, зачем он связался с голодранцами, но это неважно. Важно, что он профессионал. Ты обратил внимание, что в доме Адамса не осталось ни одной бумажки? Карты, Бен, карты! Вот в чем разгадка. Мясник прихватил Адамса для того, чтобы не заблудиться! Он же чужак! Он не знает этих гор, и профессор проведет его! А не проведет сам, так майор проложит путь по карте! Все так просто, что мне даже странно — как ты сразу не додумался.
Гаттер сбил шляпу на затылок и обернулся, разглядывая горы, которые зеленой стеной возвышались над песками.
— Значит, банда сейчас карабкается через горы, чтобы перейти границу там, где ее не охраняют. Где нет ни патрулей, ни наших постов. Где нет дорог, а есть только звериные тропы…
— Не только звериные. В горах живут индейцы. И иногда они спускаются к мексиканцам. Понимаешь, о чем я?
Бен Гаттер кивнул:
— Бандиты обожают останавливаться в брошенных деревнях. Там мы их и накроем.
Он в кровь разбил ноги, когда бежал по каньону, петляя между скал. Шум погони остался далеко позади, но Фернандо не останавливался. Он не знал, куда его выведет лабиринт. И почти не верил, что выберется из него. Но даже если придется подохнуть здесь от жажды или укуса змеи — все равно, это лучше, чем болтаться в петле.
На рассвете он обнаружил, что выбрался совсем не туда, куда хотел. За ночь он забрел в пески, окружавшие Тирби с юга. Это была настоящая пустыня. Правда, маленькая: на горизонте, куда ни посмотри, были горы, а в горах — вода, зелень, жизнь. Надо только дойти до них. Пешком. Без воды. Под убийственным солнцем. И он пошел.
Пошел молча, хотя сейчас можно было дать выход накопившейся ярости и погорланить, не боясь, что тебя заметят. Но кричать, вопить, извергать проклятия и даже просто говорить было опасно. В пустыне лучше молчать. Потому что у болтунов быстро пересыхает глотка, а смочить ее нечем. Фернандо Васкес огляделся с вершины песчаного холма. Никаких признаков колодца. Только редкая, еле заметная цепочка следов. Да и та становится все бледнее, потому что ее быстро заносит тончайшим песком.
«Здесь кто-то прошел совсем недавно! — подумал Фернандо. — Две лошади! Надо идти за ними. Потому что больше некуда»…
Он проследил взглядом, куда уходят следы, чтобы найти для себя подходящий ориентир. На горизонте виднелась лиловая зубчатая стена гор, и Васкес запомнил приметный двуглавый пик. Теперь можно не торопиться. Текучий песок сравняет ямки, оставленные копытами. Но никакой ветер не унесет с горизонта эту раздвоенную макушку, этот двузубец, этот… Фернандо задумался, как бы еще назвать то, к чему ему предстояло шагать не один час. Он знал, что жара, усталость и жажда скоро притупят остроту ума и природную наблюдательность. Поэтому ориентир надо было назвать таким точным словом, чтобы в любом состоянии можно было вспомнить, как он выглядит. Он еще раз вгляделся в ломаную линию гор. Этот двуглавый пик сейчас показался похожим на треугольные уши волка, который выглядывает из-за края земли. «Волчьи Уши»! Отличное название, ни с чем не спутаешь.