— Через перевал, конечно. Так короче.
— Дать тебе пару человек?
— Спасибо, не надо. Ты ничего не хочешь передать полковнику?
— Брось, Джерри. Ты всерьез думаешь, что полковнику есть дело до нас? Ну, если спросит… — Гаттер на секунду задумался. — Тогда скажи, что мы будем искать Адамса, пока не найдем его. Или его тело.
— И как далеко ты собираешься зайти?
— Посмотрим.
Хезелтайн дождался Мутноглазого и свернул к горам. Его не страшила дорога через лес, через опасный перевал, потому что он боялся только одного — он боялся опоздать. Теперь он не сомневался, что Тирби избавился от него, чтобы провернуть какую-то махинацию. Какую? Это тоже несложно вычислить. Продать рудник — и смыться. Хезелтайну придется работать с новыми партнерами. Но будут ли они нуждаться в нем так, как нуждался полковник?
Он глубоко задумался и вздрогнул от неожиданности, когда рядом щелкнул взведенный курок. Лагранж предостерегающе поднял руку. В другой руке он держал револьвер, наведенный на кусты справа от тропы.
— Эй ты, там! — крикнул он, пригнувшись к шее коня, — Не вздумай стрелять! За нами идет отряд рейнджеров! Опусти ствол!
Хезелтайн никого не видел за кустами, но тоже согнулся, прячась за шею лошади.
— Опусти ствол, тебе сказано!
— Ты тоже! — раздалось в ответ.
Лагранж крутанул револьвер на пальце и лихо вогнал его в кобуру. Но Хезелтайн видел, что его левая рука при этом скользнула к бедру, где висел второй кольт.
— Вылезай на свет!
— Нет. Я лучше подожду рейнджеров. Бена Гаттера я знаю, а тебя вижу впервые.
Хезелтайн немного разогнулся:
— Тогда ты и меня должен знать.
— О, мистер Хезелтайн! Как хорошо, что я вас встретил…
Ветви зашевелились, и из них показался человек, с ног до головы измазанный рыжей глиной. Она засохла и висела на одежде струпьями.
— Я друг миссис Эвелины Фраун. Меня зовут Хосе Игнасио де Рибейра. А это Сантос.
— Где?
— У вас за спиной. Держит вас на мушке. Вы уж не обижайтесь, в лесу надо быть поосторожнее с незнакомцами.
Хезелтайн медленно повернул голову и увидел за деревом второго, тоже в глиняной корке. Тот продолжал целиться в них из винчестера.
— Сантос, это свои. — Рибейра махнул рукой. — Мы вчера попали в засаду. Еле-еле ушли. Конь сковырнулся, пришлось пробиваться пешком. Чуть в болоте не увязли. Так вы говорите, рейнджеры подошли? Зачистили Паломитас? Жаль, меня там не было. Я бы зубами вырвал печенку тому гринго… Надеюсь, Гаттер не брал пленных?
— Если ты пойдешь ему навстречу, сможешь сам у него все спросить, — сказал Хезелтайн, махнув рукой в сторону реки.
— Нет, я здесь подожду, — устало ответил Рибейра. — Мне теперь спешить некуда. Должен был везти миссис Фраун и полковника в Туссон, да только придется им без меня ехать.
— В Туссон? — переспросил Хезелтайн, холодея от ярости.
«Они уже все состряпали! Они уже готовы смотаться!»
— Ну да. И с ними еще гости из Калифорнии. Миссис Фраун везде ездила только со мной. Под нашей охраной ей нечего было бояться, что в Аризоне, что в Мексике. А теперь… — Он безнадежно вздохнул и, пересилив гордость, сказал: — И людей моих всех положили, и табака не осталось ни крошки, все размокло…
Хезелтайн расстегнул сумку и достал жестяную коробку с сигарами. Сантос подошел к нему сзади, бурыми от глины пальцами осторожно ухватил две сигары и передал их Рибейре.
— Джо, ты не забыл про свой контракт? — спросил Хезелтайн Лагранжа, доставая спички.
— Я о нем помню, даже когда сплю, — ухмыльнулся Мутноглазый и встряхнул кистью, разминая пальцы.
— Так поработай немного.
Хезелтайн кинул коробок Сантосу. Тот поймал его, зажег спичку и, бережно укрыв огонек ладонями, поднес его к сигаре Рибейры.
Они не успели даже затянуться. Два выстрела прозвучали слитно, как один, и оба мексиканца повалились на тропу.
Лагранж за ноги оттянул трупы в кусты, а потом долго оттирал ладони листвой и чертыхался:
— И надо же было так извозиться! Где они шатались? Надо было их валить сразу.
— Так чего же ты ждал? — спросил Хезелтайн, закурив.
— Боялся, что их много. А они ждали, когда мы проедем, чтобы стрелять в спину. Мексиканцы, они и есть мексиканцы. Думаете, они дали бы нам отъехать? Дали бы — ровно на пять шагов. А потом бы сняли, как голубей с ветки. И сели б на наших лошадок. Ну, всё, дальше поедем спокойно. Я чуял, что придется пострелять.
— Как почувствуешь снова, дай знать, — сказал Хезелтайн.
— Добро пожаловать в Мараньон, — сказал майор Кардосо, остановившись перед шестом, на который была насажена отрезанная голова.
Илья подъехал ближе, рассматривая фуражку, чудом державшуюся на запыленных свалявшихся волосах.
— Черная кокарда. Это что-то означает?
— Офицер правительственных войск.
— Дня три торчит, не больше, — авторитетно заявил Рико. — За неделю обклюют все до кости.
— Ну, и что дальше? — спросил Остерман. — Нас не встретят залпом?
Дорога поднималась вдоль обрыва на холм и упиралась в частокол. Над заостренными жердями иногда показывались широкополые шляпы. Илья понимал, что за ним сейчас наблюдают — возможно, через прицел — и старался показать, что преисполнен мирных намерений.
Там, за забором, находились земли, которые принадлежали крестьянам из деревни Мараньон. Мирные пеоны должны были переселиться отсюда еще тридцать лет назад. Но до сих пор полагали, что земельная реформа не про них писана. Чиновники, присылаемые из города, не возвращались обратно. Карательный отряд, посланный два года назад, даже не дошел до деревни — его всего за три ночи полностью истребили по дороге. Весной этого года сюда направили полк. Но он столкнулся с таким ожесточенным сопротивлением, что вскоре был переформирован в батальон, и теперь делал вид, что держит деревню в жесточайшей блокаде.
— Я бы послал парламентера, — с сомнением протянул Кардосо. — Да только захотят ли они разговаривать с чужаками?
— Пускай Хуан идет, — сказал Рико. — Этот жук любого разговорит. Без мыла в задницу залезет.
Они вернулись к каравану, который вытянулся ниже по дороге. Илья решил идти вместе с Хуаном. Мараньонцы — народ гордый, и если уж они согласятся на переговоры, то только на самом высоком уровне. А Хуан, как ни ряди, тянул только на адъютанта.
Остерман снял оружейный пояс и отдал его Инес. Хуан тоже разоружился, с видимой неохотой.
— Может, возьмете белый флаг? — спросил Мануэль. — Я слышал, это принято на войне.