— Расскажите о Кэнданс.
— Она была доброй. Она помогала мне, когда я начала работать там.
— Заботилась о вас?
— Можно сказать и так.
— Взяла под свое крыло?
— Типа того.
— Вы часто общались вне работы?
— Не очень.
— У нее были, помимо вас, близкие друзья?
— Не знаю. Во всяком случае, не среди общих знакомых.
— Мужчины?
— Об этом я ничего не знаю.
— Вы никогда не говорили об этом? О мужчинах, которые вам нравились?
Я покачала головой:
— Нет.
Пока что удавалось избегать прямой лжи. Пока что удавалось.
— А как насчет Фица?
— Что насчет Фица?
При звуке этого имени сердце тяжело забилось, щеки покраснели.
— С ним вы знакомы?
— Конечно. Он владелец клуба.
— Вы с ним ладили?
— Не так уж часто я его видела. Обычно, когда я работала в «Баркли», он уезжал в другие свои клубы.
— Как отзывалась о нем Кэнданс?
— Она говорила мне, что Фиц неплохой, если только не вывести его из себя.
— Как вы считаете, что она под этим подразумевала?
— Просто что не следует его злить. Не знаю. Говорю же, я редко его видела.
— Она пояснила, что может произойти, если его обозлить?
— Нет.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-нибудь спорил с Фицем?
— Нет.
— Вы его боялись?
— Нет. Я не была с ним близко знакома. Я просто делала свое дело и уходила домой.
— Другие танцовщицы боялись его?
— Мне кажется, нет. Если бы боялись, могли бы уйти из клуба.
— Почему же вы ушли, Дженевьева?
— Я работала, только чтобы накопить достаточно денег и купить баржу. Когда собрала достаточно, предупредила их и ушла.
— Когда это было?
— В середине апреля.
— С тех пор вы ни разу туда не наведывались?
— Нет.
Все еще удается обойтись без лжи. Без прямой лжи. Я старалась дышать ровно, хотя щеки горели, а руки стали такими холодными, точно я тяжело заболела.
— Как долго вы там проработали?
— Вы уже задавали этот вопрос.
— Тем не менее попрошу вас ответить на него.
— Примерно семь месяцев.
Наступила тишина, только Ньюмен все царапал своей ручкой.
Дэвис смотрела на меня со странным любопытством, как будто я была представителем редкого вида животных и она ждала от меня чего-то еще — чего-то более интересного, более занимательного.
— Эти люди, которые напали на вас… Вы их узнали?
— Нет.
А вот и первая грубая ложь. Мне показалось, будто я ору во всю глотку. Не слишком ли поспешно я ответила? Конечно же, полицейские все поймут! Я проглотила застрявший в горле ком, сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться.
— Вы не боитесь, что они вернутся?
— Конечно боюсь. Послушайте, — заговорила я, — Малькольм, мой сосед, помогает мне наладить двигатель. Я решила подняться немного выше по течению. Просто чтоб не торчать тут на виду. Я никому об этом не говорила.
— Ясно.
— Я собиралась позвонить детективу Карлингу и предупредить его. Вообще-то, это была его идея.
— Его идея?
— Он спрашивал меня, годится ли моя баржа для плавания. Я сказала, что пока об этом не думала. Но он подал мне идею. В смысле — это же не дом. Какой смысл жить на борту и всегда оставаться на одном месте?
На том они закончили разговор и вышли из камеры. Я не стала спрашивать, сколько мне еще ждать, прежде чем я смогу отправиться домой. Я же не была арестована, так что, пожелай я, могла уйти в любую минуту. Толку-то? С тем же успехом я могла оставаться и отвечать на вопросы, пока детективы не устанут от этого еще больше меня.
Они вернулись спустя всего десять минут и сказали, что я свободна. Отдел убийств столичного департамента полиции не имел ко мне больше вопросов — на данный момент.
Я пошла домой. Можно было сесть на автобус или вызвать такси, но мне хотелось пройтись. А еще позарез нужно было связаться с Диланом, выяснить, что за фигня творится. Во всей этой свистопляске два факта оставались пугающе непреложными: Кэдди мертва, Дилан не отвечает на звонки. Дилан — единственный, помимо Кэдди, человек из клуба, которому я объяснила, где стоит мое судно. Неужели это он убийца?
Я паковала коробки в своей съемной квартире, подкрепляясь остывшим кофе. В дверь постучали. Я так долго ждала Дилана, что уже и надеяться перестала. Боялась, что он раздумал и насчет свертка, и насчет пятидесяти штук. И что бы я делала, если б он так и не принес мне денег? Не знаю, но обратного пути у меня не было: я уволилась, расторгла договор найма квартиры, передала Кэмерону аванс за судно и взнос за стоянку в марине. Как бы все ни обернулось, жить мне предстояло на борту.
— Можно войти? — спросил он.
«Давно пора», — чуть было не ответила я. Мне хотелось ударить его, спросить, где он, черт побери, болтался, почему заставил меня так долго ждать и даже не позвонил. Одет он был не по-рабочему, а в джинсы, рубашку, на этот раз темно-синюю, и поношенную куртку. Сумки у него при себе не было, и я встревожилась: так он не принес денег? Значит, все-таки передумал?
Дилан прошел по пятам за мной в кухню, я сняла со стула коробку, чтобы его усадить.
— Уже в сборах? — спросил он.
— Почти все я отправляю на склад для хранения, — пояснила я.
— Решил проверить, как ты тут.
— О, я в порядке, спасибо. Что Кэдди?
Он улыбнулся:
— Как обычно. То веселится пуще всех, то нет ее несчастнее.
«Предложить ему что-нибудь выпить? Или Дилан не пьет ничего, кроме водки? К тому же чайника уже не найти».
— Значит, посудину ты выбрала?
Я расплылась в улыбке:
— Ага, выбрала. Называется «Месть прилива».
— Неужели? Чудное имечко.
— Ей подходит. Приезжай посмотреть.
— Это одна из тех, которые ты осматривала? В Кенте?
— Да, в Рочестере.
Он одобрительно кивнул:
— Мне показалось, Фиц круто обошелся с тобой.
— Ну, не так чтобы круто… — возразила я. — Думаю, я слишком возомнила о себе.
— Он никому не сказал, что ты уволилась. Ни разу не упомянул о тебе с того дня, как ты ворвалась к нему в кабинет.