Я даже чуть не предложила начать наши развлечения в воскресенье, поскольку в понедельник ресторан не работал, но вовремя вспомнила о свидании с Рютконеном. Но, завернув на задний двор «Санс ном», я забыла обо всем этом. Йоуни и Хелина поддерживали Вейкко, а тот рыдал в голос.
— Что здесь происходит? — Я выпрыгнула из машины, не успев даже заглушить мотор.
— Ну, Рипа… Отбросил концы… Умер на холодине, там, у задней двери. Не получилось даже помереть в тепле газетного ящика. Ой, Рипа, бедняга.
Под навесом перед задней дверью лежало нечто вроде большого свертка, который кто-то накрыл цветастой скатертью. Я подошла и сдернула ткань. Скрюченное тело имело такой вид, будто приятель Вейкко захлебнулся собственной рвотой. Какая ирония судьбы — имя этого субъекта я узнала только после его смерти. Поискала пульс, но не нашла. Странно, что никто из работников верхних этажей не заметил труп, вероятно, из-за навеса, а парковка офисного здания находилась с другой стороны.
— Я даже не услышал, как он ушел из ящика. Видно, худо ему было, и он не хотел блевать в нашу койку… Ну, разбудил бы. У меня тоже сейчас сердце прихватило.
— В полицию звонили?
— Что здесь делать полиции… Выпивка его сгубила, как всех нас она губит. — Побледневший Вейкко держался за грудь. — Может, сейчас и мне конец придет.
Я вызвала полицию и «скорую помощь», а уж полицейские сами закажут для Рипы труповозку. Убрав с дороги фургон, я решила сделать часть работы за полицейских и взглянуть на записи камер наблюдения: не видно ли, в какое время Рипа отдал Богу душу. В три часа ночи камера зафиксировала движение во дворе, но я различила в кадре только ноги Рипы. К двери он не приближался. Я проверила камеры с другой стороны: здесь он тоже был, а на одном кадре, сделанном в три ноль шесть, был виден целиком. На следующем кадре возникли еще чьи-то ботинки: значит, у Рипы была компания. Я не хотела показывать эти записи полиции, не проверив, не похожи ли эти ботинки на те, в которых тут разгуливал Рютконен. Конечно, всякий имеет право ходить по заднему двору ресторана в любое время дня и ночи, это не преступление. А вот напоить бродягу отравленным вином — другое дело.
Когда приехала полицейская машина, мои записи скопировали на флешку. Скрыть информацию от полицейских я не могла, как и удалить ее, это было бы сразу заметно. Оставалось надеяться, что они не заинтересуются записями предыдущих дней. Я, во всяком случае, предлагать их не буду.
Один из патрульных уже приближался к пенсионному возрасту, другой, в свою очередь, был так молод, что выглядел стажером. На бедже у старшего было написано «Миеттинен», у младшего — «Керонен». При виде трупа захлебнувшегося рвотой пьяницы молодой человек попытался скрыть дурноту; его старший коллега такого уже навидался.
— Он болел? — спросил Миеттинен у Вейкко, который все еще держался за грудь. «Скорой помощи» все не было слышно.
— Внутри у него все прогнило, — просипел Вейкко. — Врач сказал, Рипа долго не проживет, если пить не бросит. Вот он и не прожил. Мы вообще-то собирались на Рождество перерыв сделать, но Рипа этого Рождества уж не увидит.
— Как его звали полностью?
— Хаапала, Ристо Антеро.
— Дату рождения знаешь?
— Он родился в Юханнус, значит, в правильный Юханнус. В день Юсси. [27] Год не помню. Ему было где-то за шестьдесят.
— Вы родственники? — еще успел спросить Миеттинен, когда уже слышалась сирена «скорой».
Вид машины заставил Вейкко побледнеть больше прежнего. Пока медики занимались им, Керонен вызвал труповозку. Я надеялась, что полицейские уберутся восвояси без особо тщательного расследования. «Скорая» забрала Вейкко; увижу ли я его еще? И кто будет хоронить Рипу? Может, где-то есть жена, которая давно с ним развелась и начала новую жизнь, а то и дети, которые стыдились своего отца и только обрадуются, услышав, что он поступил на службу в небесное воинство. Скорее всего, я никогда об этом не узнаю.
Я спросила у полицейских фамилию Вейкко, и они дружно выругались: позабыли спросить. В ресторане тоже никто не знал. Правда, полицейские могли выяснить ее в больнице, но вместо этого они переписали данные всего персонала «Санс ном» и долго и нудно расспрашивали о жизни бездомных алкоголиков в газетном ящике на заднем дворе.
Наверняка Рипе сделают вскрытие, но даже если обнаружится, что его отравили при помощи выпивки, едва ли полиция станет искать других подозреваемых, кроме Вейкко. Если окажется, что бутылку своему приятелю купил он, то может угодить в тюрьму.
— Не могли бы вы потом сообщить нам фамилию Вейкко? — спросила Моника, когда полицейские уходили. Йоуни уже к тому времени вернулся к работе на кухне. — Хотелось бы знать, как у него дела.
— Вы его родственница?
— Нет, но можно сказать, что он наш сосед.
— Соседям сведений не даем, — буркнул Миеттинен.
Керонен почесал за ухом и ничего не сказал, только взглянул в блокнот, куда записал телефон Моники. Ближе к обеду Моника сообщила, что фамилия Вейкко — Вуоринен и что он поправляется после инфаркта, но, по сведениям Керонена, нашему «соседу» нужно как можно скорее сделать операцию.
Из-за всего этого мы совсем выбились из графика, и только после обеда у меня нашлось время изучить снимки камер наблюдения. Я сравнила изображения ночного гостя, о котором рассказывал Рипа, и того, кто оказался с ним рядом минувшей ночью. Ботинки были другими. Штанины в обоих случаях выглядели похожими: брюки из темной шерсти, но таких брюк в столичном округе тысячи пар. Однако «шпион» был маленького роста, и во второй серии снимков колени Рипы, тоже не великана, находились выше, чем колени второго мужчины. Походка тоже имела сходство: тот и другой ночной гость двигался враскачку, как люди с накачанными толстыми бедрами, которые при ходьбе прикасаются одно к другому. Многое указывало на Рютконена, что усиливало мое нетерпение перед встречей с ним. А вдруг он уже знает, что это я звонила ему на номер Касси и говорила сиплым голосом? Но зачем тогда ему понадобилось бродить ночами у меня под окном и на заднем дворе ресторана, вместо того чтобы забрать меня в камеру на Йокиниеми и допросить? Знал ли Рютконен, что телефон Давида был в кармане Карло Дольфини? Я старалась не поддаваться панике. Обнаружение трупа Дольфини в болотах Маремма означало, что кто-то не слишком стремился замести следы.
На следующий день Йоуни навестил Вейкко в Ридосярви, лечебнице для алкоголиков.
— Он там немного в панике, он ведь привык к свободе. Хотя говорят, они с Рипой в этой лечебнице каждую зиму проводили и только летом отправлялись выпивать на природе. Может, хоть теперь поймет, что пора завязывать.