— Что ты несешь? Кого убил Рютконен и откуда Сталь прислал тебе открытку?
Я даже не сообразила взглянуть на почтовую марку и штемпель. Марка была литовской, на штемпеле значилось «Каунас», что совпадало с рассказом Транкова о ребенке Гинтаре, который был оставлен в приюте и на поиски которого отправился Давид.
— Из Каунаса, двадцать третье ноября. Оно сначала пришло на адрес госпожи Воутилайнен на Унтамонтие. Давид знал, что через нее открытка меня найдет, даже если я там больше не живу. — Мой голос поневоле дрожал. Сейчас я многое бы отдала за сигару или рюмку текилы.
— Давай вали сюда. У меня тоже есть что рассказать о моем лучшем друге Рютконене. Сейчас я поверю во что угодно, даже в то, что он может убить.
— Сейчас не могу, мне нужно на работу! Но постараюсь сбежать пораньше, до закрытия. Часов в десять вечера — идет?
— У старухи опять вечер бриджа. Конечно, у меня может случиться понос, но она потом будет дуться недели две.
В конце концов мы договорились, что я приду на Урхейлукату завтра утром. Попрошу кого-нибудь на работе подменить меня. До выхода из дома я множество раз перечитала послание Давида. Почему он говорил только про один закрытый ящик? Ведь наверняка знал, что ящиков было два и что я разломала оба? Да и кто проверял, целы ли ящики, если полиция сразу не заметила повреждений?
И почему Давид упоминал только кольцо, умолчав про калейдоскоп и флешку? Боялся, что письмо попадет в чужие руки? Сейчас я раскаивалась, что открыла его так беспечно, не изучив как следует конверт. Кто-то мог ведь распечатать его до меня, подержав над паром.
Я фыркнула: да неужели вражеские агенты завербовали даже почтовых служащих в Литве и Финляндии? Правда, когда речь идет о Давиде, и такое никого не удивит. Прошлой весной он ухитрился незаметно пробраться в Финляндию, будто рысь в укрытие, и то, что осенью его искали в «Санс ном», указывало на подозрения его врагов, что он по-прежнему где-то здесь. А та странная, похожая на тень фигура на берегу моря, которую я видела, в первый раз приехав на виллу Сюрьянена! Это не мог быть Давид! Хотя было бы вполне справедливо, если бы он слонялся под окнами в тот момент, когда я занималась любовью с Юрием Транковым, а потом заснула в его объятиях. Так ему и надо!
Вечером я чуть не сломала овощечистку, нечаянно положив туда ложку, и опрокинула томатный суп на постоянного посетителя. Меня саму бесило, насколько мысли о Давиде выбивают меня из колеи; эти голубые глаза стояли передо мной, как наяву.
— Давид Сталь, иди к черту. Ты меня ни капельки не интересуешь, — прошептала я, войдя на пост наблюдения проверить камеру, которая теперь показывала пустую заснеженную площадку позади здания.
Нет, даже областного чемпиона по вранью из меня не выйдет. Я не в силах обмануть и саму себя.
Только в трамвае я задумалась, не слишком ли глупо мое поведение. Сталь был объявлен в розыск за убийство Дольфини, я скрыла сведения от уголовной полиции Хельсинки, а Лайтио в ней служил. Вероятно, он обязан передать по команде, что Давид Сталь, объявленный в розыск, две недели назад находился в Каунасе, иначе сам окажется виновен в служебном проступке. Потом сама себе состроила рожу: с какой стати мне оберегать Давида? Он получит по заслугам, если попадется.
Снегоуборочный трактор на Урхейлукату сгребал легкий сухой снег в кучи, площадка футбольного поля с подогревом выглядела нереально зеленой. Прежде чем нажать кнопку звонка рядом с именем Лайтио, я сделала глубокий вдох. Голос Лайтио пробурчал что-то из динамика; когда я поднялась по лестнице, хозяин ждал на пороге квартиры. Мы не встречались полтора месяца, и я вздрогнула, увидев, какая с ним за это время произошла перемена. Кожа стала серой, волосы на макушке заметно поредели, усы поникли. Под глазами набухли огромные мешки, щеки отвисли, как у бульдога. Подбородков стало три штуки. К тому же Лайтио так похудел, что знакомый горчично-коричневый свитер болтался на нем мешком.
— Привет. Присаживайся. Закуришь? Я сварил кофе.
Я отказалась; сам Лайтио, согласно установившемуся ритуалу, отрезал кончик сигары и выпустил дым, после чего отпил кофе. Очевидно, Лайтио использовал зерна самой сильной обжарки, и количество кофеина в кружке зашкаливало.
— Как дела? — спросила я, осторожно отпивая второй глоток.
— Как сажа бела. Меня хотят уволить. Ранняя пенсия и все такое. Вот гадство! Рютконен привлек на свою сторону бо́льшую часть боссов, только самое высшее руководство еще сомневается. Я был полицейским, когда этот тип еще пачкал подгузники! Если ты нарыла на него какой-то компромат, я буду бесплатно снабжать тебя сигарами до конца дней. Но поговорим сначала о Стале. Эта открытка с тобой?
Я вынула конверт из сумки и протянула Лайтио.
— Значит, ты уверена, что это от Сталя?
— Почерк его, и мы вместе покупали эти открытки в Хуэлве. На него также указывает фамилия Лусис, она означает «рысь».
— Итак, он возил с собой эту открытку по всем странам и континентам только ради того, чтобы суметь при случае подать тебе весточку. Как романтично, — кисло сказал Лайтио, выпуская очередное облако дыма.
Об этой стороне дела я раньше не думала и теперь постаралась пригасить разлившееся в груди тепло. Лайтио включил компьютер.
— Не знаю, кто там, в Италии, добился того, что Сталя заподозрили в убийстве Дольфини. Кто-то, у кого изрядные связи в местной полиции.
— Ты же не веришь в его виновность?
— Нет, и Карузо тоже. Кто-то хочет схватить Сталя, потому что он знает лишнее. И это означает, что в Европоле, во всяком случае, один предатель. И вдобавок ведь белорус, очевидно, напал на след Сталя. Согласно нашей информации, часть денег, которые Васильев передал Гезолиану, была фальшивой.
— Ты имеешь в виду, что Сталь стащил их?
— А как ты думаешь, на какие деньги он живет все это время?
Значит, и я сама ела и развлекалась по всей Андалузии и Тоскане на деньги от «грязной» бомбы. От кофе сразу же началась изжога.
— Хотя, пожалуй, лучше, что деньги у Сталя, а не у Гезолиана. Этот надежно укрылся, его никак не достать. Под особой защитой президента и других негодяев. Но что Сталь делает в Литве?
— Ищет своего ребенка.
Не раскрывая источника информации, я передала Лайтио то, что услышала от Транкова. Он внимательно слушал и спросил, сам ли Сталь рассказал мне все это.
— Нет, не он, — пришлось мне признаться. — Говорят, он и сам узнал о том, что у него все же есть ребенок, только в этом году.
— А от кого же ты услышала об этом?
— От Юрия Транкова.
— От Транкова? — Лайтио пролил кофе себе на грудь. — Этого разбойника и пособника Рютконена! Не верь ни слову из того, что он тебе вкручивал. Во всем Саво не наберется столько коварства, сколько в нем одном.