Оставив рюкзак на сиденье, журналист взял пустой стаканчик, вышел из машины и направился к урне. Проходя мимо темно-синего седана с раскрытой на приборной панели дорожной картой, он споткнулся и выронил стаканчик, проливая остатки кофе. Нагнувшись, Давид на какое-то мгновение оказался скрыт из вида. Подобрав стаканчик, он выпрямился и выбросил его в железную урну.
Через две минуты Давид уже повернул ключ в замке зажигания, тронулся со стоянки и выехал на шоссе. Направляясь в сторону Вены, он представлял себе, как люди Пакстона прильнули к экрану системы слежения, на котором мигает красная точка. Пусть они радуются, уверенные в том, что видят цель:
Всю обратную дорогу Ялом постоянно поглядывал в зеркало заднего вида, проверяя, что никто за ним не следит, чуть ли не желая того, чтобы его остановили и избавили от комка черной ярости, прежде чем та сама найдет себе выход.
Вена, Австрия
Понедельник, 28 апреля, 16.05
— Не случайно Зигмунд Фрейд впервые произнес свои знаменитые слова «мания смерти», когда жил в Вене, — сказал дочери Джереми, когда они подошли к воротам кладбища Центральфридхоф и он остановился на мгновение, чтобы собраться с духом, перед тем как войти в город мертвых. — Еврейская часть кладбища вот в эту сторону.
Он указал вдаль. Они пришли сюда с похорон; во время церемонии было многолюдно и очень печально.
Дорожка, по которой они направились, была по обе стороны обсажена пятнадцатифутовыми туями, похожими на покрытые перьями пирамиды, а позади них виднелись ухоженные лужайки, скульптурные памятники и крыши мавзолеев. Воздух был наполнен пением птиц и запахом вечнозеленых растений.
— Здесь красиво, — удивленно прошептала Меер.
— Да, совсем не похоже на кладбища в других городах, правда? Вена всегда уделяла чересчур много внимания смерти — одевалась для нее, писала для нее музыку, изображала ее в произведениях искусства… здесь есть даже целый музей, посвященный ей.
— И что представлено в музее, посвященном смерти?
— Инструменты могильщиков, гробы, траурные венки, урны. Искусство похорон на протяжении веков. Один из моих самых любимых экспонатов — спасательный колокольчик, который клали в гроб вместе с покойником. Обнаружив, что его погребли заживо, человек с помощью этого колокольчика мог дать о себе знать участникам похоронной процессии. Ну, вот мы и пришли, — сказал Джереми, открывая ржавые ворота, и Меер прошла следом за ним в заброшенную, заросшую часть кладбища.
Многие надгробия упали, разбились на куски. На месте ухоженных клумб буйствовали сорняки. По сравнению с остальной частью кладбища здесь были самые настоящие трущобы.
— Почему здесь все так запущено?
— Одно общее центральное пространство делят между собой несколько отдельных кладбищ — католическое, протестантское, православное и еврейское. За всеми, кроме еврейского, постоянно ухаживают дети детей тех, кто на них похоронен. — Джереми шагнул с дорожки, чтобы обойти осколок упавшего надгробия. — Всего лишь трем тысячам австрийских евреев удалось пережить войну, — продолжал он, — и после нее никто не возвратился в Вену. Так что вот уже больше шестидесяти лет никто не платит аренду за могилы и не ухаживает за ними. Однако недавно правительство дало обещание привести кладбище в порядок, отчасти благодаря усилиям Фремонта Брехта. Он поразительно много сделал для австрийских евреев. Пятнадцать лет назад Фремонт был известным общественным деятелем из католической семьи. И вдруг он написал книгу мемуаров, озаглавленную «Наша тайная история», посвященную скрытому австрийскому антисемитизму, уходящему корнями в прошлое. И в этой книге Брехт признался в том, что скрывал свое еврейское происхождение.
— Но каким же образом ему удавалось так долго скрывать то, что он еврей?
— Он сам узнал об этом только после смерти своего отца, когда выяснил, что его родная мать, еврейка, умерла во время родов, а через четыре месяца после этого его отец женился на вдове-католичке. И если бы второй брак так кстати не скрыл его происхождение, возможно, маленького Фремонта отправили бы в лагерь смерти.
— Как встретили его книгу?
— Она вызвала настоящий скандал. Всколыхнула все общество. Как и опасался Фремонт, он столкнулся с волной антисемитизма, но это лишь подкрепило его решимость бороться за признание евреев и возвращение их в общественно-политическую жизнь. И на этом поприще Фремонт трудится без устали.
— Но?..
Джереми вопросительно посмотрел на дочь.
— Ты ведь что-то недоговариваешь, папа. Я чувствую это по твоему голосу.
Джереми снова пожал плечами.
— Это стало яблоком раздора между нами. Фремонт считает, что для страны, по-прежнему имеющей склонность к антисемитизму, важно придать современному иудаизму новое, прогрессивное лицо.
— А ты?
— На мой взгляд, тем самым он оказывает медвежью услугу. Мистицизм является важной и уважаемой частью нашей религии.
Они подошли к отгороженному участку, на котором была вырыта свежая могила, но, кроме могильщиков, куривших поодаль и ожидавших окончания еще не начавшейся церемонии, больше там никого не было. Джереми заговорил с ними, а Меер тем временем стала изучать имена и даты жизни и смерти на полуразвалившихся надгробиях по соседству.
— Мы пришли слишком рано, — сказал Джереми, возвращаясь к дочери. — Я всегда прихожу на похороны слишком рано. Наверное, боюсь заставить покойника ждать. — Он огляделся вокруг. — Пойдем, у нас есть время, чтобы показать тебе, где похоронены великие композиторы, а по пути посмотреть кое-какие замечательные скульптуры. А может быть, еще и понаблюдать за птицами. Здесь обитают представители более чем двадцати пяти разных видов.
Вскоре они покинули заросшую бурьяном часть кладбища и вернулись к ухоженным лужайкам и кустам.
— Один художник по имени Андре Геллер назвал это место возбуждающим средством для некрофилов. И даже несмотря на такое повышенное внимание к этой зловещей теме, лично я считаю, что в Вене подход к смерти более здоровый, чем у нас в Америке, — продолжал Джереми. — Мы стараемся очистить, дезинфицировать смерть. Похоронить ее, прости за невольную игру слов, как нечто настолько мрачное и таинственное, что к этому ни в коем случае нельзя возвращаться. Здесь Вене, все обстоит наоборот. Здесь есть даже особое выражение для красивого трупа — «Schone Leich». Эта одержимая мания восходит к временам правления Габсбургов и их безумного представления о погребении… Боюсь, я говорю о слишком мрачных темах.
— Это так, но при чем тут Габсбурги?
Взглянув на дочь, Джереми грустно усмехнулся.
— В каком-то смысле это можно назвать принципом «разделяй и властвуй» применительно к похоронам. Тела членов императорской семьи погребались в имперском склепе в церкви Капуцинергруфт. Внутренние органы находятся в урнах в соборе Святого Стефана. А сердца захоронены в маленьких серебряных капсулах в склепе Хертцгруфт.