Book.

Как правило, подобные картины можно увидеть только на территориях, не являющихся заповедниками. Дело в том, что на Тихоокеанском побережье России аппарат заповедников стремится извлечь из своей территории максимальную выгоду, что не сказывается положительно на дикой природе, которую они призваны охранять.

Охота на морском побережье чрезвычайно увлекательна и приятна. Прежде всего, она проходит в невероятно красивых местах, которые большинство жителей городов видят только на экранах телевизоров. Во-вторых, берега представляют собой открытое пространство, на котором заметить зверя не представляет особого труда. Да и передвигаться пешком по береговой линии довольно удобно даже для привыкшего к асфальту горожанина.

А вот он насторожился…

Кроме того, вы замечаете медведя издалека и можете попытаться рассчитать подход к нему, как шахматную партию, — с учётом направления ветра, поведения зверя, рельефа и изменения погоды.

И самое главное — медведей здесь по-настоящему много!

На Охотском побережье, так же как и в горах, стрелять приходится на довольно значительные расстояния (оговариваюсь, что довольно значительным на медвежьей охоте я считаю расстояние от ста до двухсот метров). Но здесь, так же как и на вершинах гор, медведь часто не может сразу скрыться после выстрела — этому мешает открытый рельеф.

Кроме того, находясь непосредственно на береговой линии, вы можете просто «напустить» на себя увлёкшегося сбором прибрежного мусора медведя. Тогда мой совет — напускайте его как можно ближе!

На этой охоте надо обращать внимание на следующее обстоятельство — при общем изобилии медведей, в то время как вы скрадываете одного из них, можно не заметить, как в непосредственной близости от вас вылезет ещё один зверь. И, таким образом, вы сами можете стать объектом охоты.

Однажды охота на медведей на Охотском побережье приняла у меня весьма вынужденный характер. Правда, в результате я оказался с хорошим трофеем.

Оператора ГТРК «Магадан» и меня забросили в первых числах июня на попутном вертолёте на заброшенную рыббазу «Сиглан» в 150 километрах к северу от Магадана.

Место было выбрано мной довольно удачно.

База располагалась в эстуарии реки Сиглан, узком заливе шириной километра три и длиной около десяти. Вода из залива во время отлива уходила практически полностью, и по обсохшему дну бродила многочисленнейшая птичья братия. Вдоль залива мне было известно минимум четыре жилых гнезда белоплечих орланов. Неподалёку располагались стоянка древнего человека и большое лежбище нерпы.

А на скалах, прямо в пяти километрах от рыббазы, жили себе снежные бараны и по берегу во множестве бродили медведи.

И одно из самых немаловажных обстоятельств — хотя рыббаза и считалась брошенной, но жил на ней человек, поддерживавший её хозяйство в относительном порядке. Хозяйство было довольно богатое.

Тракторов «Беларусь» — два, тракторов ДТ-75 — один, тракторов С-100 — один, автомобилей ЗИЛ-157 — два, дизель-генераторов — два, одна выброшенная на берег МРС с вполне исправным двигателем и много всего ещё по мелочи.

За это всё добро в Магадане, Владивостоке, Хабаровске и Корее судилось аж пять ООО. Пока же им пользовался один человек— сторож Пётр Косов. Ну и его друзья, при случае.

Мы были друзьями Петра Косова.

Вертолёт взмыл в небо, оставив нас на берегу, мы прошли в дом, где обитал Пётр, — и, чёрт возьми, — при проверке камеры обнаружилось, что она не работает. А запасной у нас не было и не могло быть — и так с великим боем мы забрали единственную камеру с высоким разрешением на колониальной студии, и председатель компании с горечью говорил, что не на что будет снимать губернатора…

Заменить эту камеру или отремонтировать никакой возможности у нас не было. Других авиационных оказий не предвиделось, а тащить дорогущую, в десятки тысяч долларов, штуку в распутицу до города смысла не было никакого. Всё равно чинить её надо было не в Магадане, а в крайнем случае в Германии, если не Японии.

Оставалось только ждать обратного рейса вертушки и наслаждаться идиотизмом деревенской жизни.

От нечего делать я начал ходить по окрестностям.

Почти сразу, на первом же выходе, я обнаружил, что почва под кочкарной тундрой ещё не оттаяла до конца и идти по ней ещё пока не то чтобы комфортно, но, по крайней мере, вполне удовлетворительно.

А за Сигланским заливом высились три замечательных мыса — Павловича, Восточный и Евреинова. Один другого обрывистее, живописнее, краше. С баранами, медведями, древними стоянками и прочим приятным антуражем для бродяги. Подумал я, подумал и решил:

«От мыса Сиглан до мыса Павловича по невысоким, почти лысым сопкам — двадцать километров. От мыса Павловича до мыса Восточный по дороге умеренной степени паршивости — ещё около тридцати. И километров пятнадцать между мысом Восточным и мысом Евреинова. Берега там представляют собой высоченные обрывы, от семидесяти до пятисот-шестисот метров высотой. Пляжей практически нет — обрывы эти уходят прямиком в Охотское море, образуя так называемые непропуски. Так что дорога вдоль берега моря есть только одна — по краю этих обрывов, где практически везде зверями пробита так называемая столбовая тропа».

Такие тропы имеются по всему Тихоокеанскому побережью Дальнего Востока. Мой хороший друг Володя Мосолов, учитывая снежного барана на Камчатке, прошёл по ним практически весь полуостров с севера на юг.

И пришла мне тогда в голову мысль по этим мысам прогуляться. Времени было хоть отбавляй, погода была вполне установившаяся, комар ещё не выплодился, и такой маршрут обещал выглядеть не более чем курортной прогулкой.

Собрал я тогда вещички — бинокль, пуховый спальник, всё те же тушёнку, сгущёнку, хлеб, чай, сахар (на большее даже не стал претендовать), плащ-палатку, тёплую куртку, фотоаппарат, котелок, мелочь всякую. И так как маршрут обещал проходить по исключительно медвежьим местам, покряхтел-покряхтел да и повесил на себя «Вепрь-супер» и три десятиместных магазина.

Для выхода на собственно Сигланский мыс мне надо было обойти километров семь изрезанных берегов залива или дождаться нужного времени и перейти этот же самый залив по отливу в самом узком месте, которое составляло триста метров. Минимальный уровень воды был часа в три дня, я откатал сапоги и пошёл.

Почти сразу же, пройдя по Сигланскому мысу около километра, я натолкнулся на медведицу с тремя медвежатами, собиравшую прошлогоднюю ягоду на тундре. Я был виден издалека, хорошо заметен, и звери вприпрыжку убежали от меня на ближайшую сопку.

Обойдя мыс, я заглянул через перегиб склона в первую бухту, которая называется Малый Воргобьян. Малый он был потому, что вторая бухта, за следующим мысом, называлась Большой Воргобьян и была раза в три больше Малого. Что же такое Воргобьян, я не знаю до сих пор.