— Не могу, он заперт...
— Дай ему ключ! — велел я Хольцеру.
— Черта с два!
Меня держат на мушке шестеро, так что свободы никакой. Я дернул Хольцера влево, чтобы десантникам пришлось заново целиться, и двинул ему прикладом по голове. Он упал на колени, и я опустился вместе с ним, чтобы использовать его тело как живой щит. В левом кармане что-то звякнуло. Вот они, ключи!
— Неси кейс сюда! — закричат я помощнику. — Поторапливайся, иначе твой шеф умрет.
Перепуганный парень тут же послушался, и я швырнул ему ключи.
— Открывай!
— Что ты делаешь? — завопил Хольцер, пытаясь подняться. — Не открывай!
— Шевелись, парень! А то вышибу ему мозги!
— Не прикасайся к этому кейсу. В нем дипломатическая почта США! — Бедный парень не знал, что делать. — Черт побери, делай, как я говорю! Этот урод блефует!
— Заткнись! — Я двинул прикладом по подбородку Хольцера и повернулся к парню: — Слушай, неужели диппочта стоит того, чтобы ради нее умирать? Что бы ни было в этом кейсе, жизнь важнее! Открывай!
— Стреляйте в него! — неожиданно заорал Хольцер, обращаясь к десантникам. — Стреляйте!
— Открой чертов кейс, иначе за последствия не ручаюсь!
Все произошло очень быстро: помощник упал на колени и долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Хольцер закричал, и пришлось снова ударить его прикладом.
Наконец кейс открылся. Внутри в прозрачном пластиковом гнезде лежал диск Кавамуры.
Тут послышался знакомый голос:
— Арестуйте его!
Обернувшись, я увидел Тацу и трех японских копов. Через секунду на меня надели наручники.
Кто-то из десантников запротестовал.
— Мы за пределами военной базы, — на беглом английском заявил Тацу. — Здесь вы полномочий не имеете — этот человек в нашей юрисдикции.
Заглянув мне в глаза, он покачал головой и быстро ушел.
Потом была патрульная машина с воющей сиреной. В штаб-квартире Кейсацучо меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и поместили в одиночную камеру. Никаких обвинений не предъявляли, с адвокатом связаться не предлагали. Хотя какая разница: ведь личного адвоката все равно нет.
В камере оказалось не так уж страшно. Окна не было, и я коротал время, вспоминая, сколько раз и чем меня кормили. Трижды в день молчаливый охранник приносил большой поднос с рисом, маринованной рыбой и овощами. Он же каждый вечер водил в душевую.
Стараясь не слишком беспокоиться за Мидори, я ждал шестнадцатого приема пищи, когда явились двое и, приказав следовать за ними, отвели в крошечную каморку. Стол, два стула, на потолке голая лампочка. Так, значит, пришло время допросов!
Устало прислонившись к стене, я приготовился ждать. Через несколько минут вошел Тацу. Лицо серьезное, даже суровое, но после пяти дней полного одиночества я был счастлив его видеть.
— Привет, — проговорил я.
— Здравствуй, Джон Рейн, — по-японски ответил Тацу. — Рад встрече. Я очень устал, давай присядем, ладно?
Мы устроились за столом друг против друга. Мой приятель молчал, а я ждал, когда он заговорит. Начало не слишком обнадеживающее, а обстановка не самая комфортная.
— Надеюсь, в камере было не слишком плохо, — наконец проговорил Тацу. — Думаю, ты сам ожидал чего-то подобного.
— Честно говоря, после того, что случилось, я больше рассчитывал на дружеское рукопожатие.
Увидев знакомую невеселую улыбку, я слегка приободрился.
— Пока все не уладил, приходилось создавать видимость.
— Кажется, ты не слишком спешил.
— Старался, как мог. Видишь ли, твое освобождение следовало тщательно подготовить: прежде всего расшифровать диск Кавамуры, затем сделать несколько телефонных звонков и кое с кем встретиться. Еще пришлось порыться в файлах Кейсацучо и уничтожить все файлы о Джинучи Фудзиваре и Джоне Рейне. На каждый этап потребовалось время.
— Так ты расшифровал файл?
— Да.
— Ну и как, не обманулся в ожиданиях?
— Скорее наоборот.
Так, что-то Тацу темнит! Я с нетерпением ждал дальнейших объяснений.
— Вильям Хольцер был объявлен персоной нон грата и выслан в Вашингтон. Чрезвычайный полномочный посол США сообщил, что его заставят уйти в отставку.
— Уйти в отставку? — не верил я своим ушам. — Только и всего? Он шпионил на Ямаото, кормил Вашингтон фальшивыми отчетами... А диск? Разве это не вещественное доказательство?
Тацу кивнул.
— Вряд ли содержащаяся на нем информация может быть использована в суде, — тяжело вздохнул он. — И обе стороны всячески стараются избежать скандала.
— А Ямаото?
— С Тоси Ямаото все очень... сложно.
— Что значит «сложно»?
— Он очень сильный соперник. Против него нужно действовать осторожно, тайком, тщательно все обдумав.
— Ничего не понимаю! А как же диск? Ты же говорил, будто в нем вся сила Ямаото?
— Так и есть...
— Ты не собираешься ничего обнародовать? — догадался я.
— Не собираюсь.
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное.
— Выходит, Ямаото до сих пор ищет свой диск, — обреченно проговорил я. — Что же, можно сказать, ты только что подписал смертный приговор Мидори.
— Ямаото дали понять, что диск уничтожен коррумпированными чиновниками Кейсацучо. После этого его интерес к дочери Кавамуры значительно поубавился. Некоторое время она поживет в Штатах, а там он фактически бессилен.
— Что? Ты не можешь выслать Мидори в Штаты! Ее дом здесь.
— Она уже улетела.
Я по-прежнему ничего не понимал.
— Ты наверняка попытаешься с ней связаться, — продолжал Тацу. — Очень не советую. Мидори думает, что ты умер.
— Почему?
— Потому что я так сказал.
— Изволь объясниться, — с преувеличенной любезностью попросил я, чувствуя, как дрожат поджилки.
— Я, конечно, предполагал, что эта девушка тебе нравится, но, лишь сообщив о твоей смерти, понял, что все куда серьезнее.
Тацу долго молчал, а когда поднял глаза, я прочитал в них сочувствие.
— Понимаю, тебе очень больно, однако я совершенно уверен, что поступил правильно. Разве у вас могло быть будущее? Для Мидори гораздо лучше не знать, что ты виновен в гибели ее отца. Представь, каким ударом оказалась бы для нее эта новость!
Надо же, как ловко Тацу сопоставил все детали головоломки.