— Трудно выиграть, если почти все телеканалы так и норовят облить грязью и армию, и пограничные войска, и милицию. Да и радио тоже старается не отстать. А Интернет? Он просто напичкан фальшивыми агитками.
— Есть и другие причины, по которым мы проигрываемем информационную войну. Вот, посмотри!
Протасов протянул полковнику газету и указал на абзац, обведенный красным карандашом.
— Это уже третье сообщение о состоявшемся бое. На этот раз с комментариями пресс-службы МВД. Обрати внимание: цифры потерь, как с нашей стороны, так и со стороны боевиков, совсем не соответствуют тем, что дали мы и армейцы. Расхождения у нас в подаче информации. Каждое ведомство, выпячивая себя, невольно принижает заслуги своих соратников. Или же преувеличивает неудачи других ведомств. Вот противник и ловит нас на таких противоречиях. А правда, как известно, одна. И рассказывать о ней должен один источник. Не хватает нам единого для всех силовых структур информационного центра, который был бы наделен полномочиями выдавать в СМИ объективную информацию и по операциям, и по всем другим действиям. Проверенные и согласованные сведения, которые не опровергнешь.
— Неплохо бы было.
— Будет. Не перевелись же у нас в высших эшелонах власти люди с государственным мышлением. Они еще скажут свое твердое слово. Обязательно скажут.
Вошел полковник со списком. Генерал вышел из-за стола.
— Я выйду к людям, постараюсь с ними во всем разобраться. А вы вместе с кадровиками объедините усилия, чтобы выполнить всё, о чем мы с вами здесь договорились. Вернусь — доложите.
Брожение в толпе еще не успело выплеснуться наружу. Женщины возбужденно о чем-то переговаривались, а между ними сновали несколько моложавых мужчин. Обращал на себя внимание их безукоризненный внешний вид, напоминавший манекенов в дорогих магазинах: темные костюмы, белые рубашки и одного цвета галстуки. Стоило генералу выйти на крыльцо, как один из щеголей истошно закричал:
— Наши дети — не пушечное мясо!
Прорвало и женщин, которые начали скандировать:
— Мир! Мир! Мир!
Сквозь шум прорывались визгливые выкрики:
— Верните нам наших мальчиков!
— Не убивайте самих себя!
Генерал терпеливо выжидал, пока толпа угомонится. Когда крики умолкли, заговорил.
— Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, но при одном условии: вы выслушаете то, что я буду говорить.
Из толпы донеслись заверения, что его будут слушать. Генерал подошел поближе к группе женщин, теснившихся поодаль от основной толпы.
— Как я понимаю, вы матери тех, кто служит на наших заставах. Я низко кланяюсь вам за то, что вы воспитали настоящих мужчин. Они достойно несут службу, охраняя священные рубежи России. Я разделяю вашу тревогу за судьбы ваших детей и сообщаю о потерях в недавнем жестоком бою. Погибших — пятеро: Зайцев, Крючков, Самшутдинов, Безуглов, Абдулатипов. Есть ли среди вас родители этих героев?
Ничто не нарушило напряженную тишину. После тяжелой паузы генерал продолжил:
— Четырнадцать наших воинов — рядовые, сержанты и один офицер — ранены. Тяжело ранены трое: старший лейтенант Меркульев, сержант Османов и ефрейтор Абдуллаев. Они отправлены в Москву, в наш Центральный госпиталь. За их жизни борются лучшие врачи. Все остальные ранены легко. Вот список. Возьмите его.
Генерал передал список подошедшей к нему женщине. Из группы матерей, которые ее окружили, послышались вздохи облегчения. И только одна из них поднялась к генералу.
— Я — Екимова. Могу ли я видеть раненого сына?
— Обязательно. Пройдите к дежурному. Я вот только поговорю с ними, — Протасов кивнул в сторону присмиревшей толпы, — и буду в вашем распоряжении.
Генерал молча оглядел собравшихся митинговать, словно увидел их впервые, и заговорил, жестко бросая слова.
— Берите пример с матерей, чьи сыновья служат действительно в армии, а не уподобляйтесь злобным змеям, которые извиваются меж вами с заискивающими улыбками и с клеветническими словами. Их дети, я уверен, не служат в армии. Они своих детей, как теперь выражаются, откосили.
— Напраслина! — взвизгнул один из подстрекателей. — Клевета!
— Искренне извинюсь, если вы назовете ту часть, в которой служит ваш сын. Что ж вы замолчали? Если бы ваши дети служили в армии, вы бы не торговали совестью за импортные сребреники.
По толпе прокатился легкий ропот. Одним слова генерала пришлись по душе, другие потребовали не оскорблять правозащитников. Генерал переждал, затем продолжил.
— Теперь отвечу на ваши требования о мире. Разве мы начали заваруху в Чеченской республике? Не мы вырезали целые семьи русских и верных сынов России из чеченцев и других народов Кавказа! Великие борцы за права человека Запада не замечали всего этого, а как только мы встали на защиту народа от бандитов, прикрывавшихся сепаратистскими лозунгами, заверещали все.
Генерал поднял руку, призывая к спокойствию наиболее крикливых женщин, которых беспрестанно снимали на камеры.
— Вспомните Батлих, Шандару и многие другие аулы, где пролилась кровь мирных жителей… Захватывали невинных людей в рабство. Неужели вы забыли вторжение банд Басаева в Дагестан?! А чудовищный взрыв дома в Каспийске, в котором жили семьи пограничников?! Взрывы в Москве, в Волгодонске, в Буйнаксе, во Владикавказе?! Вот я спрашиваю вас: мы ли во всем этом виноваты?! Заканчивая, добавлю только одно: если вы против своих защитников, значит, вы хотите быть под пятой чужестранцев. Я не ошибусь, если скажу, что чеченский народ хочет спокойной мирной жизни, но ему не дают жаждущие мирового господства, алчные по своей натуре зарубежные экстремистские политики, опирающиеся на свои спецслужбы. Честь имею!
Мужчины в щегольских костюмах попытались было своими выкриками вновь подогреть толпу, но тут к ней стали подходить мужчины в казачьей форме. Первым делом казаки подступили к тем, кто снимал на пленку «митинг протеста». Двое дюжих ребят молча потянули на себя камеры.
— Да что вы себе позволяете! — закричал один телеоператор.
— Я буду жаловаться, — запротестовал другой.
— Цыц, козявки, — грозно нахмурился высокий, с пушистыми усами казак, вынул из камеры одну кассету, затем взял из рук товарища другую. Бросил на землю, наступил сапогами сорок пятого размера и стал на них, как вкопанный, добавив:
— Кыш отсюда!
Другой казак, тоже могучего телосложения, наградив операторов тумаками по загривкам, потащил их, ухватив за шивороты, к их же машинам. Затолкал в салон:
— Надоели!
К подстрекателям толпы тоже подступили казаки и без слов, охладив митинговый зуд оплеушинами, оттащили их подальше от управления. На прощанье предупредили:
— Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Пришибем!
Пожилой осанистый казак, атаман, тем временем приструнил не в меру расшумевшихся женщин: