Адмирал удовлетворенно кивнул: спины обоих сошлись кровью, нарезанные осколки пуль прошили парней навылет.
Макбейн вернулся. «Москвичек» стоял на том же месте. Водитель что-то говорил в портативную рацию. Закончил разговор. Американец быстро прошел вдоль дома появился у машины и резко дернул дверцу на себя. Реакция водителя оказалась скверной — за такую работу Мак Сотрудника бы просто уволил! Вместо того чтобы отреагировать на внештатную ситуацию и ввязаться в рукопашку, водитель что-то замямлил, нащупывая пистолет на сиденье рядом. Удар — голова водителя дернулась;
Макбейн рывком вытащил его из-за руля и бросил за кусты сирени. Завел мотор и стал ждать…
Двое быстро спускались по лестнице. Первый шел впереди, держа наготове миниатюрный «бизон». Другой вытащил из брезентовки метровую трубу — «РПО».
Спустились на четыре этажа.
— Двенадцатый, — констатировал первый.
— Пошли…
Первый распахнул дверь. Густая очередь из такого же «бизона» с глушителем просто смела обоих парней. Стрелявший успел сделать шаг вперед и подхватить выпавший гранатомет: упади эта железка на пол — шуму бы было…
Двое «ремонтников» вошли в подъезд. Какой-то коренастый мужичок безуспешно нажимал кнопку лифта и чертыхался. «Ремонтники» двинули на лестницу. Задний упал сразу — удар в затылок был жесток — и ткнулся лицом в ступеньки. Второй успел поднять глаза на сухого лысого мужичка в кургузом пиджачке — и рухнул рядом, пропустив молниеносный удар в висок.
Лысый с коренастым обезоружили «ремонтников», развели дверцы лифта и забросили в кабину парней.
— Сосунки, — сплюнул лысый.
— Оклемаются — наука будет.
— Таким науки — нипочем.
— Не скажи. Жизнь такая: или ученый, или мертвый.
Две бабульки с бидонами в руках вошли в подъезд. Двое мужчин безуспешно нажимали кнопочку…
— Не работает?
— Не…
— Вот ведь издевательство над народом устроили! То воды нет, то лифт не работает! Когда ж порядок-то будет?
— Скоро, мать, скоро.
— Хорошо бы уже… Только чтоб не такой, как при Мишке…
— Не… Будет — железный.
Двое «ремонтников» с крыши заскользили вниз на металлических тросах, отталкиваясь каучуковыми подошвами высоких шнурованных ботинок. Пятнадцатый, четырнадцатый, тринадцатый…
Тринадцатый оказался для них несчастливым. Совсем. Два ствола смотрели ребятам в животы, а пожилой кургузый дядька, добродушно улыбаясь, приставил указательный палец к губам и прошептал: «Тсы-ы-ы…»
Потом притянул к себе тросы, отобрал автоматы, еще раз палец к губам: «И — тихо…»
Одинокий телеремонтник замер на краю крыши, пытаясь понять причину задержки. Он заглядывал вниз: ребята зависли на уровне тринадцатого этажа и дальше двигаться, похоже, не собирались. Он взял мини-рацию, чтобы доложить о внештатной ситуации Первому, и тут заметил тень, уже с полминуты маячившую рядом. Стараясь не показать виду, медленно потянулся за пояс, к пистолету…
— А вот этого, малыш, не надо… Совсем не надо… Это До Бога далеко, до земли — бли-и-изко… Зачем спешить?..
Парень скосил глаза и заметил черный зрачок глушителя.
Мужчина докурил сигарету.
— Все чисто, — доложил вошедший.
Мужчина встал, мельком глянул на болтающихся за окном незадачливых штурмовиков…
— Не нравится мне все это… Говно это, а не фээсэшный спецназ… — продолжил вошедший.
— У всех сейчас трудности, — пожал плечами мужчина. — За неимением гербовой пишут на простой…
В сопровождении двоих он вышел из квартиры, спустился на этаж и подошел к двери Олега Дронова.
* * *
Взрыв меня удивил. Он не вписывался ни в какие схемы спецопераций. Или просто в этом «скворечнике» живет «папа» местной «Коза ностры», и ребятишки-ремонтники затеяли с ним разборку. Или — наоборот. Чушь.
Судя по всему, вид у меня озадаченный. Прошло уже минут пять, а никто так и не появился. Ни с гранатометом, ни без. Не сказать, что это меня сильно огорчило…
Но вид у меня действительно сильно озадаченный.
— Ну что скажешь, стратег? — хмыкает Лека.
— Похоже, из нас делают козликов отпущения… В хорошем смысле этого слова.
— А что в нем хорошего?
— У древних евреев существовал такой обычай: в день грехоотпущения одного козла приносили в жертву, другого — изгоняли в пустыню после того, как первосвященник или каждый из народа прикоснется к нему и как бы возложит на него совершенные прегрешения. Как говорится — ничего, что зеленый, зато живой!
— Не… Из меня козел хреновый. Хотя коза отпущения — тоже звучит.
— Ага. Как музыка.
…You are in the army now… Army now… Now… — пропел входной звонок.
«Ты сейчас в армии… Ты в армии… В армии…»
— Дронов, а тебе не кажется, что здешние российские киллеры отменно вежливы? — комментирует Лека уже почти потешаясь. — Странно, что они бумагу с оповещением не прислали — когда прибудут…
В детстве я смотрел фильм: «Звонят — откройте дверь». Содержание, конечно, уже не помню, а вот реакция — осталась. Если звонят — нужно открыть.
Распахиваю дверь сразу и настежь.
— Можно? — вежливо осведомляется мужчина.
Двое застывших по бокам профессионалов позволяют оценить его вежливость вдвойне: этот человек привык входить, когда хочет и куда хочет. Разумеется, исключая Кремль, Мавзолей и пару-тройку учреждений на Старой площади.
Крупный выпуклый лоб, седые жесткие волосы острижены коротко, светлые глаза смотрят внимательно и тяжело. Если ему чего и не хватает, так это толстого шерстяного свитера. Несмотря на жару.
Волк Ларсен. Он же — Князь.
«Картина битвы» сразу прояснилась. М-да… Мы с Лекой были явно лишние на разыгравшемся «празднике жизни»…
— Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала:
«Нет!» — пропел я с чувством, пропуская в квартиру гостей.
— У вас на сборы — минута, — произнес Князь. М-да… Как сказал бы фельдмаршал Паулюс в Сталинграде: приятно, когда тебя окружают хорошие люди.
Князь вместе с Лекой, Олегом Дроновым и «группой сопровождения» выходит из подъезда. К дверям мгновенно подъезжают два «БМВ» и «мерседес». Мимо, на благопристойной скорости, проходит «вольво», аккуратно объезжает место взрыва и ставшую посередине улицы машину; водитель словно стремится сказать своим поведением: ребята, это ваши разборки, я здесь не участвую и участвовать не хочу… «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу…»