— И долго тот кайф продлился?
— Часа четыре. Я даже покемарить успел. Ну а потом сдали, как водится, на борт родного судна. Оказывается, командование отрадировало: «Человек за бортом»
— и продолжило свое движение. Скорее всего яхта принадлежала чешским особистам.
— Все хорошо, что хорошо кончается.
— Как говаривал голос за кадром в известном рекламном сериале: «Марина…
И это только начало…». По возвращении из похода на базу в Севастополь меня отселили в отдельный кубрик и мною стал заниматься следователь.
— Из КГБ?
— Армия и флот не любили стороннего вмешательства — расследование проводил товарищ из ГРУ.
— А, я читала…
— Резуна?
— Нет. Там другая фамилия…
— Фамилия как раз та. Суворов — псевдоним. И хотя расписал он из ГРУ монстра страшного, там было как везде: были люди, а были — завзятые мудаки.
Кстати, автор как раз из последних. Он так и не понял, что предатель — он и в Африке предатель.
Ну а мне попался тогда натуральный козел. Стопроцентный. Лет уже за сорок, капитан, по-морскому — каплей, и майора он не просто желал — жаждал! И тут ему такая пруха: мальчонка за борт вывалился. И вопрос этот худой, землистого цвета муж-чинка поставил предельно кратко: «С какой целью вы, матрос Дорохов, выпрыгнули за борт советского военного корабля?» Сначала я пробовал пошутить, но каплей шутить был совершенно не намерен и начал разрабатывать меня, как любитель бочкового пивка вяленую воблу: «Какие тайны хотел запродать супостату, нехороший человек?»
— А ты знал какие-то тайны?
— Ничего, кроме рабочих шифров, но для нищего и сухарь — пряник.
— Тебе еще повезло, что не подобрали какие-нибудь испанские или итальянские туристы; все же чехи демократические…
— Это я еще тогда понял. Знал бы, в какой стороне церковь, — свечку бы обязательно поставил. И не одну. Мотал меня каплей недели две: мусолит одно и то же, достал, сил нет. И понял я — самому из бодяги той уже не выпутаться.
Желание стать майором, «кап-три», давно у этого геморроидального кащея превратилось из нормального карьерного устремления в идею фикс… Выпускать добычу он не собирался.
Мои матросики тоже это поняли. Их и на допросы тягали, особливо Сашу Бойко, но его показания не вписывались в версию «дезертирства с военного судна на боевом дежурстве с целью сдачи в плен противнику».
И каплей попался. Неосмотрительно так забыл свой «дипломатик» в кубрике, хватился — чемоданчик на месте, но служебного удостоверения — нет как нет. Ни часть покинуть, чтобы вернуться в семью, ни обратно через посты пройти. А «ксива» у него. была, надо полагать, хитрая… Короче, проторчал он в части трое суток и сам уже все давно смекнул… Сидим на очередном допросе, он меня по тридцать второму кругу гоняет, но уже как-то неуверенно… Да и мне эта бодяга надоела — сил нет, да и терять особо нечего было, окромя дисбата…
Завернул я ему: матросы, дескать, кино смотрели… Смешное… Там посол шведский рыцарский орден с груди потерял… А вот поискать по-человечески — поленился… Сидит мой каплей, с «кап-три» мыслями прощается, но если у меня выбор небогатый, у него — вообще никакого. Скажем, пошли он меня, прояви, так сказать, командирскую принципиальность — «кап-три» ему все одно не видать, а загремел бы он с Черноморского побережья на славный Северный флот в такую холодную дыру, где даже чукчи не живут…
— Дор, чукчи на Чукотке…
— Ага, в чуме. Не важно. Короче, договорились просто: меня, как кругом обмерянного и проверенного, отпускают спать в общий кубрик, а я напрягаю братву на поиски утраченного. Дескать, поля окрестные матросики по травинке переберут, но «ксиву» сыщут. Встречаемся следующим утром, спрашивает:
«Как поиски?»
Отвечаю:
«Ищут».
«И долго будут искать?»
«Пока не найдут».
«А когда найдут»?
«Да уж очень запарились ребята без своего боевого товарища, матроса первой статьи Дорохова. Сами понимаете — людей не хватает, смена на смену, не спят почти. Пашут как молодые, когда тут качественно поищешь? Пора бы разрешение приступить к работе подписать. А кляузу — в архив. Проверено: мин нет».
— А обмануть он тебя не мог? Подписать разрешение, а дело потом возобновить…
— Так это ему же — вилы в задницу! Ты какой «следак», если мечешься, как пьяный заяц? Короче, порешили полюбовно. Ему «ксиву», мне — доброе имя. Но дело этим не закончилось.
— Не закончилось?!
— Не-а. В армии не порядок, там распорядок. А уж во флоте-и подавно.
— Судя по прессе, там сейчас вообще бардак.
— По прессе… Милая барышня, «свободная демократическая пресса», как раньше пресса «партноменклатурная», пишет только то, что заказывают. А чего не заказывают — того не пишет.
— Как это гнусно…
— Такова «селява»…
— Ладно, рассказывай дальше.
— У нас как заведено: раз матрос не предатель, значит, герой. Тонул, понимаешь, в далеком море, можно сказать, во вражьем окружении, но чести краснофлотца не посрамил, не переметнулся!
— К кому?
— Вот это не важно! Важно, что — герой! Раз так — надо награждать! А награда матроса — заслуга воспитавшего его отца-командира. Все продумано! Иными словами, представили меня к медали Ушакова.
— А такая есть?
— Сейчас не скажу, не знаю. А раньше — была. Редкая, между прочим, награда: по идее она была идентичная пехотной «За отвагу», но и в войну получили ее немногие… Короче: командир части катает представление, матросики встречают в кубрике героя. Должен я был за спасение утопающего из лап злого дядьки братве выставить? Да как положено! Закончилось мое освобождение из узилища грандиозной пьянкой, в которой приняли участие четыре кубрика. Плюс мы с матросом Бойко и старшим матросом Михайловым покинули расположение части в направлении общежития торгово-кулинарного училища… Э-эх!.. Взысканий мне объявлять не стали, но и заслуженная награда героя не нашла. Баш на баш. Вот такая история…
— Какая история, Дор! Что ты бедной девушке голову морочишь? Это и есть твое пребывание в морском спецназе?
— Нет. Это я байку травил.
— Врал?
— Милая барышня… Байка — это, как говаривал Бургомистр…
— Какой Бургомистр?
— Из фильма. «Тот самый Мюнхгаузен…» Помнишь?..
— Смутно.
— Байка — это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле. А с боевыми пловцами… С ними все было прозаичнее и строже.
— Рассказывай.
— Всю эту эпопею со следователем наблюдали люди заинтересованные. Они же провели и свое расследование. Родители — работающие, ответственные. Порочащих связей я не имел: умный, русский, член ВЛКСМ, замечен в шалопайстве, но с возрастом это проходит…