Решил правильно: заядлые те приехали, успех, так сказать, закреплять. Да еще и на двух машинах: одна — «восьмера», с тонированным стеклом, самый шик по тем временам…
И на базар, и-ну хозяевами ходить; да и чего не ходить: казаки, те глаза прячут, а милиции — никого. Обратно двинулись, взяв с торговых, с кого что, хоть тогда и не богато было… Зато показали, что хозяева. А для Семена Назаренко что главное: что «споличное» налицо. Прибежал до него пацаненок его, Васька, доложил: дескать, приезжие те и деньги брали, и товаром, и при стволах они, не особо и прятали: у одного под полой «калаш» бесприклад ный, десантный, так и висел стволом вниз. А значит, что имеем? Бандитизм имеем — это раз.
Вооруженный разбой — это два. Ну, может, и не совсем разбой — да это как повернуть… А то свел бы все это хитрый адвокатишка к пьяной хулиганке — кому это надо? Станице уж точно не надо.
Едут, значит, эти артисты-куплетисты обратно навеселе: взяли станицу, чего ж не расслабиться! А Семен Назаренко даром, что ли, в пехоте служил: людей своих грамотно затаил да окопаться заставил, да у всех — двустволки;
«Макаровы», те на «добой» хороши; против «Калашниковых» просто пукалки, и все.
Да еще на дороге.
Подъезжают, а Семен загодя «колючку» самодельную расстелил, — кузнецы на хоздворе сковали, — пост вроде оборудовал, да при посте — нету никого. Отошел, мабуть, служивый по малой нужде… Эти тряханутые и не забеспокоились даже: пост и с утра уже был, и стоял там зачуханный мальчонка-рядовой, вроде как для проформы.
Остановились да давай в гудки гудеть в четыре руки. Дверцу одну распахнули: оттуда музон орет, им и самих себя не слыхать… Видно, решили послать кого помоложе палку шлагбаумную двинуть, не дожидаться ментика… Ну и он, Семен Назаренко, дожидаться не стал: хлестанул жаканом по переднему ветровому из обоих стволов. Следом — «второй нумер», сержант Стецко, дальше — Ванятка Гуров, даром что кацап, а вторую машину — в решето, дальше — Малышев Витя, который рядовой, дальше — сам Семен, по новой… Полоскали их в жакане да картечи в аккурат по-хорошему минут десять, что кабанов в загонке… Затихли, перезарядились, да контрольный залп: сразу дуплет из восьми стволов по первой машине, снова тихо, и — такой же дуплет по второй. Не «жигуленки» стали — чистое решето. Тут у второго и бак рванул. Ухнуло знатно. А первый — ничего, стоит.
И «Макаровых» черед наступил. Семен пошел сам, да со Стецком: казак поопытней кацапов станет. Да и духом покрепче. Подошли. В негорелой машине — пятеро. Трое — готовы, двое — раненые. Назаренко и прописал им «лекарство» из того «Макарова». Чтобы уже не бедокурили. Никогда.
Потом — дело завернулось. Дескать, противозаконное применение оружия и такое прочее. Хотя Семен, не будь дурак, шмальнул из ихнего «Калашникова» на воздух, и бойцы его подтвердили: дескать, первыми бандиты палить начали, а капитан, тогда — старлей Назаренко, как полагается, даже предупредительный из табельного пистолета отстреливал… И хотя этому никто не поверил, а закон, он бумагу любит… А на бумаге все складно записалось. Как говорил еще в семидесятом в учебке майор Горчишников: «Что для милиционера главное оружие?
Бумага. Больше бумаги — чище жопа!» Времена хоть и переменились, а бумага по-прежнему терпит многие задницы.
А там — уже такое началось — и в Абхазии, и в самом Приморске, да и по стране… И закрыли дело то. А почет от земляков остался. И не только от них. К Семену Назаренко уже подъехали люди, и с уважением: дескать, так и так, давай думать, как и вам хорошо, и нам — при деле… Поделились, и всем от того — прибыток. Хорошо. И станица застраиваться стала — благо спокойно тут, и климат многим приятный и полезный; и казаки, и татары — справно живут. А раз так — то чего и не жить? Вот только баба ворчит: горилку, дескать, пить он, Семен, стал крепко. А чего ж не выпить, если и стол хороший, и дом полный, и сын — в университете, а не в Чечне на брюхе ползает… Вот только вчера он перебрал, точно перебрал. Эти газовики-нефтяники… Теперь сушит — сил нет. Ладно, сейчас заедет к Михеичу, и сухонького легкого, этого урожая… С погребца… Чего ж не выпить, если легонького… Да и с Михеичем за разговором посидеть одно удовольствие — не старик, а цельный казачий круг да государственная дума.
Умный.
Джип капитан Назаренко заметил издаля. Тот стоял поперек дороги. Капитан неспешно пригасил скорость: дорога скользкая, резко тормозни, и в кювет угодишь, как пить дать… Что за люди?
Переложил с заднего сиденья «АКМ» рядом: сейчас не былые времена, любой доходяга шмальнет, и как с гуся вода, наплевать — власть, не власть… Вот она, власть, под ладонью правой руки. И два рожка скотчем скручены. У такой власти не забалуешься.
Капитан объехал джип спереди, остановился. Вышел, застыл озадаченно.
Транзитные номера он узнал: под этой серией законник Буба из Приморска перегонял землякам на Кавказ роскошные тачки. Машины абсолютно чистые, да и Буба не скупился, чтобы никаких проблем не возникало… А тут…
Здоровущий такой кабан стоит, покачиваясь, рядом с джипом и блюет. Причем крови в его блевотине больше, чем водки. И от передних зубов — одни корешки остались.
— Бог в помощь… — произнес капитан, раскрыв дверцу «Нивы» так, чтобы был виден автомат, лежащий на коленях и правая рука на нем. — Или стряслось что?
— Да не, начальник, путем все, — подал голос из кабины сухощавый и длинный. У этого пол-лица стабильного фиолетово-черного цвета и смотрит один только глаз — другой заплыл вовсе.
— Путем, говоришь?.. В пути оно всякое случается… И кто же вас так приложил?
— Сами.
— Чудеса, а? Ребята-то вы не хилые вроде, да и пьяные, и за рулем… И бибика у вас авторитетная… А так обописаться… А?..
— Слушай, начальник, езжай своей дорогой. Мы ни к кому не в претензии, шоферим помалеху… Гера за рулем — так он трезвый… — подал голос мордатый.
Обтер разбитые губы тыльной стороной ладони. — А с кем надо — мы сами разочтемся. Дай срок.
— Трезвый, нет ли — то еще проверить надо… Да и, может, у него с мозгами не того: шутка ли, лицо навовсе на человечье не схоже… А срок… Срок я вам завсегда могу обеспечить… Пока — на трое суток, до выяснения, так сказать, ну а там, в клетке, многие из задержанных хулиганят… Те, которые злостно, — таких мы не любим, оформляем сразу, дела-то простые, и судьи довольны… И-по этапу, легкими птахами и без затей… Так что ты там о сроке журчал, мордатый?.. — Назаренко говорил размеренно, неторопливо; палец — на спусковом крючке автомата, предохранитель он подвинул, ствол — на пацанков… Власть есть власть, ее уважать треба.
— Извини, начальник. Мы чего? Мы — ничего, — быстро встрял в разговор Гера.
— Во-во. Вы — ничего. И для меня, и для Бубы. Уразумели? А вот что тут у меня деется, знать мне положено. По работе. Назар я, али не слыхали?
— Виноваты, начальник.
— Так-то. Так кто вас?
— Бежал какой-то, с девчонкой…