– Я хочу говорить с маркизом да Эсти! Маркиз, я знаю, вы здесь! Подойдите! Я не буду стрелять, клянусь!
Француз старался перекричать шум пожара. Толпа отхлынула от дома на безопасное расстояние, опасаясь новых, уже прицельных выстрелов. Среди зевак замелькали шляпы и мундиры полицейских. Старый Пепе осуждающе поглядывал на капитана как бы говоря: видишь, я послушался тебя и что из этого вышло? Здесь, голубчик, не сражение регулярных частей враждующих армий!
– Придется согласиться на его условия, – мрачно сказал синьор Лоренцо. – Я не могу жертвовать жизнью родственника.
– Вы хотите позволить им увезти его? – ужаснулся Кутергин.
– Увезти? Нет, я только дам им выехать из Модены, а потом предпримем новые меры для спасения шейха.
– Боюсь, будет поздно. – Федор Андреевич взял у стоявшего рядом парня ведро воды и вылил его на себя.
– Зачем? – Да Эсти недоумевающе поглядел на него.
– Отвлеките их внимание переговорами. – Капитан засунул за пояс пистолеты и взял топор. – А я проникну в дом.
– Это безумие! – попытался остановить его маркиз. Он схватил Федора Андреевича за руку и развернул лицом к себе. – Пусть лучше уезжают! Сейчас могут обрушиться перекрытия второго этажа!
– Я дал слово чести русского офицера, что помогу спасти шейха. – Кутергин высвободил руку. – Идите, синьор Лоренцо, не будем терять драгоценного времени. Каждый из нас должен сделать свое!
Прячась за спинами собравшихся на улице людей, русский добежал до торца дома, где его не могли видеть из окон рядом с парадным входом. Он был уверен: похитители не стали удаляться от двери, надеясь вынудить, маркиза пойти на уступки. Действуя топором, капитан сломал решетку окна, выбил раму и выломал доски. В гуле и треске пламени осажденные вряд ли услышат, как он прокладывает себе дорогу в пылающий ад…
Да Эсти медленно прошел сквозь строй расступившихся людей и остановился в десяти шагах от дверей горящего дома. Держа в руке шляпу, он стоял с непокрытой седой головой, освещенный багровым пламенем пожара.
– Я здесь. Говорите, что вам нужно.
– Пусть к подъезду подадут экипаж, запряженный четверкой лошадей, – донесся до него голос Мирадора. – И пусть ваши люди отойдут на соседние улицы, не мешают нам сесть в карету и не пытаются задержать при выезде из города. Тогда я обещаю сохранить жизнь шейху.
– Я выполню все ваши условия, если вы готовы дать гарантии, что сдержите обещания. – Лоренцо боялся выдать себя предательской дрожью в голосе. Он до сих пор колебался: принять ультиматум Мирадора и тем самым попытаться спасти Мансура или сделать ставку на безумную отвагу русского и, как он просил, тянуть время? С одной стороны, каждая лишняя минута, проведенная стариком в горящем доме, неминуемо приближала его к смерти, но с другой – похитителям нельзя верить ни в чем.
– Гарантии? – надрывался Мирадор. – Какие, к дьяволу, гарантии? Если через пять минут не подадут экипаж, я выброшу на мостовую голову вашего разлюбезного шейха!..
– Хорошо. – Синьор Лоренцо поднял руку. – Не нужно лишних угроз, я вас прекрасно понял.
– Тогда лошадей! – проревел Мирадор. – И свободную дорогу из города!
– Вы согласитесь воспользоваться моим экипажем?
– Да, только скорее!
Маркиз мысленно попросил прощения у Мансура и русского: видит Бог, они оба дороги ему, но обстоятельства вынуждают временно уступить врагам, чтобы избежать лишних жертв. И Лоренцо дал знак подогнать к подъезду свою карету…
Решетка поддалась удивительно легко. Наверное, французы знали, как ненадежны казавшиеся незыблемыми массивные прутья, украшенные железными цветами, поэтому и забили окна досками. С ними пришлось повозиться, однако Федор Андреевич был настойчив, а холодная ярость придала ему дополнительные силы. К счастью, треск и гул пожара заглушали звуки, и он мог рубить топором сплеча. Наконец, две толстые доски отлетели, и открылся дохнувший горячим смрадом гари сумрачный зев помещения: не разглядеть в чаду, то ли это комната, то ли уходящий в глубь здания коридор? Капитан вскочил на подоконник и спрыгнул на пол. Думать о том, что доски пола могут под его тяжестью провалиться, уже поздно. Но слава Богу, обошлось.
Кутергин сжал в руке непривычно длинное топорище и прислушался. Наверху гудело и трещало, едкий дым щипал глаза и забивал дыхание, мешал сосредоточиться: хотелось выскочить обратно и всей грудью жадно хватать свежий воздух. Хорошо, он еще догадался окатиться из ведра, а каково приходится слепому старику?
Помещение, где очутился капитан, оказалось узкой, лишенной мебели, комнатой с большим камином. Из комнаты вели две двери. Федор Андреевич заглянул в первую и обнаружил смежную непроходную каморку. Тогда он распахнул другую дверь. Перед ним открылся длинный задымленный коридор. Кутергин лег на пол, чтобы не мешал дым, и посмотрел вперед. Саженях в четырех мелькнула чья-то тень и скрылась за углом.
Капитан пригнулся и, держа наготове топор, двинулся по коридору. Сейчас в горящем доме должны находиться пять человек: он сам, слепой шейх, Мирадор и два охранника. Если, конечно, сюда не проник кто-то еще, однако вряд ли нашлись желающие лезть в огонь. Федор Андреевич осторожно выглянул из-за угла и… столкнулся нос к носу с Леброком. Естественно, ни один из них не знал, как зовут другого, но то, что в данный момент они непримиримые враги, не вызывало сомнений.
Француз успел перехватить руку русского с занесенным топором, а тот поймал запястье Леброка, сжимавшего длинный кинжал. Напряженно сопя и задыхаясь, настороженно следя за противником покрасневшими, слезящимися глазами, они закружились, как в страшном ритуальном танце смерти, попеременно прикладываясь спинами к успевшим раскалиться стенам коридора. Леброк был ниже ростом и уступал русскому в длине рук, зато превосходил его в весе и отличался более мощным сложением. Федор Андреевич чувствовал: враг понемногу одолевает его, усиливает нажим и лишает подвижности. Дать подножку или бросить француза на пол капитан не мог – слишком узким был коридор, а в случае неудачи – хоть на секунду выпустить руку противника означало неминуемую гибель.
Леброк зло ощерился, усилил нажим и, прижав русского спиной к косяку, начал выворачивать ему кисть, пытаясь отобрать топор. Капитан уже едва удерживал руку француза с кинжалом, и лишь только измазанное сажей лицо Леброка оказалось прямо перед ним, резко боднул противника лбом в переносицу. Раздался хруст, из ноздрей наемника хлынула кровь, лицо Леброка смертельно побледнело, и он рухнул как подкошенный…
В середине здания сильнее ощущался жар огня и страшно досаждал дым: он забивал дыхание и ограничивал видимость до полусажени. Жив ли еще больной старик? В таком аду и крепкому здоровому мужчине приходилось крайне нелегко. А тут еще возникла опасность оказаться погребенным в огненной могиле. Перекрытия между первым и вторым этажами начали расползаться, как гнилая ткань, уступая напору бушующего пламени и грозя рухнуть в любую секунду. Волосы на непокрытой голове капитана слегка потрескивали, от мокрой одежды шел пар, и он ощущал себя, как в раскаленной, на совесть протопленной русской печи. Расшвыривая ногами тлеющие обломки перил и куски обивки стен, Федор Андреевич лихорадочно метался в дыму, пытаясь отыскать, где парадный вход. Если доверять плану здания, который был у маркиза, именно там, в маленьком вестибюле, прятались Мирадор и оставшийся охранник. С ними должен быть и шейх, если, конечно, француз не блефует, таская за собой завернутый в плащ труп.