Титто чуть не взвыл от отчаяния и едва сумел загнать обратно в горло рвущийся из него хриплый, ноющий звук – освободиться от пут никак не удавалось.
Оставалось последнее средство. Извиваясь, как червяк, помогая себе головой и связанными ногами, неаполитанец добрался до угла сундука и начал перетирать стягивающую руки веревку об его острый, окованный железом край. Наемники Мирадора вязали умело, они стянули руки за спиной не только в запястьях, но и в локтях. Итальянец закусил губу до крови и тер проклятую веревку, пока не потемнело в глазах. Узлы впивались в тело, край сундука раздирал кожу, и по заросшим темной щетиной щекам Титто потекли слезы отчаяния – неужели конец? Скоро он превратится в жертвенного барана и единственным утешением перед лицом смерти будет плевок в лицо мучителям и палачам!
У каждого своя правда и свои понятия о чести, не совпадающие с правдой и с понятиями других. В мире, в котором привык жить неаполитанец, ценились удачливость, изворотливость, смелость и умение остаться в живых, уничтожив противника. Для этого были хороши любые средства, и победитель получал самый главный приз – жизнь! Сможет ли он и сейчас выйти победителем, как выходил им в поединках с Маттео, Фазаном, лейтенантом Костой и всей каморрой на протяжении более чем двух лет? А это немалый срок! Титто сотни раз могли уже пристрелить, задушить, отравить, утопить… Но он жив!
«Пока еще жив!» – напомнил себе неаполитанец и вновь принялся перетирать веревки, замирая, когда за дверью слышались шаги, и принимаясь за дело с удвоенной энергией, лишь только они затихали. Одновременно он рывками пытался развести руки в стороны, надеясь разорвать узлы, но крепкая веревка не хотела уступить даже животной силе Титто. Раньше он не раз удивлял приятелей, голыми руками разрывая толстый кожаный ремень, намотав его концы на ладони. О его силе ходили легенды, и никто не желал в случае ссоры подставлять лоб пол его чугунный кулак. Веревка – не ремень, однако она не поддавалась!
Приподнявшись, он зацепил ее за острый угол сундука и налег всем весом, раздирая спину об окованную железом крышку. Раздался щелчок, как будто лопнула туго натянутая струна, и рукам сразу стало легче. В первый момент Титто просто не поверил, что ему наконец удалось справиться с упрямой веревкой, но локти освободились. Теперь дело пошло быстрее, и вскоре он уже растирал покрытые багровыми полосами, затекшие запястья, стараясь поскорее восстановить кровообращение.
Настороженно прислушиваясь к доносившимся из-за двери звукам, неаполитанец непослушными пальцами распутал узлы на ногах. Глухо ругаясь сквозь зубы, срывая ногти, он растянул веревку, снял ее и, злорадно смеясь, смотал. Теперь он не только свободен, у него есть оружие – веревка послужит прекрасной удавкой и сегодня же чья-то шея окажется в петле!
В горле пересохло, и гортань скребло, как наждаком. Осторожно ступая, Титто направился к бутылям, надеясь утолить жажду вином, но в них оказалась крепкая виноградная водка. К сожалению, она не утолит жажду, зато замутит рассудок. И он опять заткнул горлышко пробкой.
Может быть, удастся хоть чем-то разжиться в сундуках и чемоданах? Однако они оказались заперты, и тогда неаполитанец стал открывать коробки, перевязанные смоленым шпагатом. Тот лопался в его руках, как гнилые нитки, отлетела в сторону крышка, а содержимое Титто вываливал прямо на пол: некогда церемониться и рассматривать вещь за вещью, ему нужно найти хоть какое-то оружие, помимо веревочной удавки. И чем быстрее он найдет его, тем больше шансов спасти свою жизнь.
В коробках лежали рубашки, белье, туфли, сапоги, какие-то каменные и деревянные статуэтки, некоторые даже с двумя-тремя парами рук и ног, как у паучков. Наверное, это добро собирал англичанин: Мирадор обмолвился, что тот приплыл из Индии. Белье навело на мысль связать веревку и спуститься из окна на улицу, но Титто тут же отказался от этой идеи – на окне крепкая решетка, а ему нечем взломать ее.
Под руки попался большой красивый веер из расписного шелка, украшенный разноцветным бисером и невесомыми перышками неизвестных райских птиц, переливающихся всеми цветами радуги. Неаполитанец хотел уже отбросить безделушку как никчемную вещь, но вовремя сообразил – каркас веера сделан из тонких и прочных стальных пластиночек. Правда, их всего две, но найдется ли еще что-нибудь подходящее? И прекрасный веер был тут же безжалостно разодран. Зато у Титто оказались две стальные пластинки. Он тут же использовал их как отмычки и вскрыл замки чемодана.
Откинув крышку – замки сопротивлялись ему не больше минуты, – неаполитанец плюнул с досады: какие-то хламиды, красивые вышитые пояса, книги. Книги?! Дон Лоренцо и незнакомец в широкополой шляпе толковали о рукописной книге, шкатулке и сумке? Нет, это явно не то: хотя Титто плохо знал грамоту, он догадывался, как отличить рукописную книгу от напечатанной в типографии. И вообще, ему нужны не книги, а оружие, оружие! Хоть какое-нибудь! Даже с перочинным ножом он будет чувствовать себя увереннее.
Неаполитанец переворошил весь чемодан и на секунду остановился, решая: заняться вторым большим чемоданом или сломать замок сундука? Не зря же англичанин ташил за собой этакую громоздкую штуку, похожую на огромный дорожный денежный ящик? Наверное, стоит поинтересоваться именно им. Успеет так успеет, а не успеет – все равно щелчок ключа в замке послужит сигналом метнуться к двери и приготовить удавку: вдруг удастся завладеть оружием палача?
С замком сундука пришлось повозиться: силе и умению Титто успешно противостояли опыт и хитрость мастера, изготовившего замок. Но ломать не делать, и вскоре итальянец поднял крышку дрожавшей от нетерпения рукой. Он небрежно смахнул в сторону покрывавшую содержимое сундука тонкую узорчатую ткань с золотистыми и серебряными разводами и сразу же увидел довольно объемистую кожаную сумку. На ее клапане красовалось клеймо в виде двуглавою орла – кажется, это прусский или шведский герб? Скорее всего что именно та сумка, которая нужна дону Лоренцо. Вон в ней пухлая пачка бумаг с непонятными черточками, кружочками, рисунками и странными буквами. Взять?
Он отложил сумку, снова полез в сундук и неожиданно наткнулся на твердый продолговатой предмет. С замирающим сердцем Титто разбросал вещи и вытянул кривую саблю в богато украшенных ножнах. Рванув из ножен клинок, он едва удержался от торжествующего вопля: вооружен! Ему никогда не приходилось рубиться саблей, но неаполитанец сразу понял, как она хороша – хищно изогнутая, острая, как бритва, с удобной рукоятью. Титто взмахнул клинком и услышал тонкий свист смертоносной стали.
Теперь он успокоился. Зачем англичанин таскал в сундуке саблю, не важно; главное, она вовремя попала в руки того, кто в ней крайне нуждался. Вот бы еще отыскать пистолет, тогда он покажет французским мозглякам, как связываться с неаполитанцами. Неужели они думают, что те все помешаны на песенках и разучились быть настоящими мужчинами?
Наливаясь до краев темной злобной яростью, Титто начал все выбрасывать из сундука в надежде найти пистолет или ружье. Злость на французов, на собственную глупую неудачливость, обида на вечно поворачивающуюся к нему не тем боком Судьбу и торопливое нервное возбуждение загнанного в тупик человека немедленно вымещались на вещах Роберта: их рвали, мяли, безжалостно топтали грубыми башмаками.