Высокой степенью мастерства отличались и работы мастеров-ювелиров фабрики С.И. Губкина. Он первый среди фабрикантов-ювелиров создал при своей фабрике специальные воскресные рисовальные классы для обучения молодых мастеров. Основная продукция фабрики — столовые приборы, чайная посуда, блюда, вазы для фруктов из серебра с хрусталем, ковши с чернью, кружки с резьбой — всегда отличалась большим изяществом и красотой.
В числе лучших фирм Петербурга стоит назвать фирму братьев Грачевых, выпускавшую тонкие, своеобразные эмалевые изделия и серебряные скульптурные произведения; одним из лучших петербургских ювелиров был и А.С. Брагин, основавший в 1888 году мастерскую серебряных изделий, в которой изготовлялись чайные и кофейные сервизы, охотно покупаемые во всех странах Европы, вазочки, сухарницы, чеканные чарки…
Но к драгоценным металлам тянулись и жадные, часто обагренные кровью руки. Не всегда легко удавалось сбыть краденую или взятую разбоем драгоценность — требовалась ее переделка, чтобы не узнали, не поймали за руку. Так и появились связанные с преступным миром подпольные ювелиры, которых прозвали серебряниками…
* * *
Старый серебряник Иван Васильевич Метляев жил недалеко от Хитровки. Найти легко: стоило только пройти от Хитрова рынка узким, зажатым доходными домами переулком на Яузский бульвар, немного спуститься по нему к Солянке, а там повернуть влево, к Яузе, к ее устью. И пожалуйста — большая церковь, а за ней, по бережку — домики, утонувшие в зелени густых кустов.
В одном из них и обитал Иван Васильевич, вдовый старичок с маленьким, сморщенным, как печеное яблоко, личиком и редкой, козлиной бородкой.
Давно отделившийся от него сын Алексей — грузный, в мать, с выпученными и вечно сонными глазами — занимался извозом; подкопив деньжат, прикупил кобылу, не новую, но еще крепкую коляску, вполне полноправно встал на биржу московских извозчиков, но отца не забывал. Что ни день — заглянет: то одно, то другое, то за самоваром посидеть, попить чайку, до которого оба Метляевы были большие охотники.
Вот и сегодня пришел с утра — день будний, работы немного, да и работать-то Алешка любил не очень.
Поставили самовар, начали чаепитие, перебрасывались редкими фразами — говорить особо не о чем, почти все переговорено, но Алексей держал в своей голове одну думку, хотел с родителем с глазу на глаз потихоньку перетолковать, да пока выжидал — все не было удобного момента начать нужный разговор.
Приметил сынок, что стал опять появляться в домике у отца знакомый вор-карманник Колька, прозванный Психом. Не так чтобы очень Колька Псих удачлив был или действительно входил в воровскую элиту, но деньги у него водились. Колька — вертлявый, с щербатым ртом, косой челкой, падающей на глаза, — никогда Алексею не нравился. Он уважал людей дородных, степенных, как таганские купцы или охотнорядцы, которых привык видеть с детства. Коммерческие люди — сила! Но опять же не в этом дело: зачем, зачем к родителю ходит Колька? — вот что не давало покоя Алексею.
Устроив поудобнее на растопыренных толстых пальцах блюдце с чаем, Алексей понемножку откусывал крепкими зубами от маленького куска сахара и шумно прихлебывал из блюдца, то и дело поглядывая на отца. Тот, повесив полотенце на шею — утирать пот, истово пил огненно-горячий чай, посасывая размоченную в чашке баранку.
Молчали. Тускло светились образа в красном углу, где-то билась с жужжанием муха о стекло, слышно было, как во дворе тяжело переступает копытами кобыла Алексея, запряженная в коляску.
В дверь постучали. Иван Васильевич степенно отставил чай, пошел отворить. Через минуту в комнату ввалился Колька Псих: в полосатом костюмчике, новых сапогах и при галстуке. В руках у него был мешок. Бережно поставив его на пол, он снял картуз.
— Здорово, хозяева!
— И тебе Господь навстречу… — Иван Васильевич бочком протиснулся мимо Кольки и снова умостился за столом. — Садись, чайку попьем.
— Некогда чаи гонять. Работа готова?
Алексей повел на него своими выпученными белесыми глазами: может, теперь и не надо будет папашку ни о чем выспрашивать, все и так само собой узнается — не будет же родитель от него таиться? И так, почитай, всю его подноготную сын знает.
— А то… — откликнулся старший Метляев. — Да ты сядь, в ногах правды нету.
— Попей чайку… — Алексей подвинул по столу к Кольке пустой стакан.
— Чай не водка, много не выпьешь, — ощерился Псих.
— Давно тебя не видать было, — Алексей снова шумно отхлебнул из блюдца. — Гдей-то пропадал?
— А ты, никак, заскучал? Я не девка, по мне скучать нечего.
— Ладно, кобели! Будет собачиться, — незлобно остановил их Иван Васильевич. — Присядь, я счас… Ну, Бог напитал, никто не видал.
Он небрежно перекрестился на иконы и зашаркал обрезанными валенками, в которых ходил зимой и летом, в угол комнаты, к комоду. Колька, отряхнув для порядка картуз об колено, сел к столу.
Старый серебряник повозился у комода, выдвигая и задвигая ящики, наконец отыскал очки в простенькой оправе, надел.
— Ну, покажи, чего принес?
— Не-е… — засмеялся Псих, — сперва работу давай. А я тут тебе — кой-какой товарец за труды.
Нагнувшись, он развязал мешок, начал выкладывать на стол «товарец». Первыми появились два отреза мануфактуры, за ними новые сапоги, несколько больших жестянок с чаем, пара небольших голов сахара, бутыль с подсолнечным маслом, мешочек с крупой.
Отставив блюдце, Алексей потянулся пощупать материю.
— Удружил, удружил старику, хе-хе-хе… — дребезжащим смехом зашелся Иван Васильевич, сноровисто подгребая к себе принесенное Психом добро. — Как металл принимать будешь? Весом али по штукам?
— Ты, Иван Васильевич, дуриком не катись! — Псих опустил мешок. — Весом брал, весом и сдавай!
«Не иначе папашка опять за старое принялся, — подумал Алексей, с интересом наблюдая за происходящим. — Тута все ясно. Зато другой вопрос — откуда у Кольки Психа металл? И какой — неужто золото?..»
— Да ладно, ладно! — замахал на гостя сухими ладошками Метляев-старший. — Серчаешь-то что? Это я по-стариковски, запамятовал.
— «Запамятовал», — передразнил его Псих, — небось и так к лапам прилипло?
— Угорает, угорает, милай! Угорает золотишко при плавке. Вот, помню, раньше, бывалоча, кто не веровал, что угорает, приходилось при заказчике плавить. Счас я, счас…
Метляев-старший суетливо бросился на другую половину. Вернулся с саквояжем в руках и весами под мышкой. Быстро поставил их на столе, грохнул на одну чашку саквояж, на другую начал ставить гири, приговаривая:
— Вот, вишь, милай, как и было…
— Это ты брось, брось! — остановил его Колька. — А саквояж? В нем тоже вес есть.
— А работа? — выставил упрямо козлиную бороденку Иван Васильевич.
— За работу тебе дадено, с собой в Царствие Небесное все равно ничего не утянешь. Давай в мешке вешать!