— Наплодили кадров… Дожили… Тут кусок хлеба зарабатываешь нелегким мусульманским трудом и что видишь? Молодежь уже в генералах! Не правильно мы живем, Красавчик, совсем не правильно… При Союзе этот бы еще в капитанах похаживал, а? Поди, в свое время гэбэшным опером трудился, на территории, а?
Твое благородие, это ж другая профессия! А смертушка любителей ох как любит, берет живенько, на раз!
Он передохнул, спросил спокойно:
— Исповедоваться сам будешь или препарат вводить? Только не спрашивай, убью ли я тебя: это совсем уже непрофессионально и сильно меня раздражает. Назвался грузом — а дальше свои правила. Итак, играем? Я задаю вопросы, ты отвечаешь, ага?
Раненый разлепил губы:
— Вас найдут…
— Слушай, генерал, не будь козлом до такой степени! Если мы играем, то уж точно знаем, в какую игру! Усек? Вопрос первый: кто нас нашел? Отвечать!
— Степаныч, — обреченно выдохнул пленный.
— Кто такой Степаныч?
— Подполковник.
— Вашей службы?
— Да.
— Отдел?.. Пленный молчал.
— Отдел! Быстро!
— Он — «глубокая внедренка».
— Куда?
— Криминальные круги.
— Имена, фамилии, клички…
— Я не знаю.
— Крас, препарат, живо!
Крас ловко проткнул «стручком» брючину, ввел наркотик. Маэстро молча курил, ожидая, пока секундная стрелка пробежит круг.
— Видишь, как тебе хорошо сразу стало, генерал?
— Ребята, — счастливо улыбнулся пленный, — мы же все свои!
— Во-о-от! Славно, что ты это понял. Итак, от кого получен приказ нас брать?
— У меня такое положение, что я сам отдаю приказы! Любые приказы! Но вы, я вижу, свои… Все надоело! Поехали к девкам! У меня такие девки есть…
— Это ты потом расскажешь. Степанычу зачем это надо?
— О, Степаныч — голова…
— Мы знаем, он «внедрилка». Куда?
— А черт его разберет! Это еще тот волк! Да и когда у нас кто чем делился, кроме денег?
— Деньги?
— Ребята, без обид, я же не знал, что вы свои в доску! Мне за вас заплатили…
Сто тысяч баксов… Хорошенькая сумма… А вы, вы… — пленный давился смехом, — за-мо-чи-ли… всех! Это класс! Поехали к девкам! У меня уже стоит, я точно говорю! Кайф!
— Кто тебе заплатил?
— Бабки? Степаныч принес. Он всегда приносит, но не столько.
— Полные данные на Степаныча! Живо! — прикрикнул Маэстро. Глаза раненого «поплыли», чего доброго, кувыркнется в летаргию, вытаскивать его оттуда — морока…
— Алексей Степанович Кудрин. Подполковник службы безопасности. — Пленный улыбнулся счастливо. — Редчайшая сволочь.
— Он был с вами?
— Не-е-е… Степаныч на такие штуки не ходок. Он мозговитый… Мозговитый…
Ядовитый… Глаза раненого слипались.
— Ты ввел ему всю дозу? — спросил Маэстро.
— Половину.
— Давай бодри! Он еще нужен!
Крас опорожнил очередной шприц-стручок.
Раненый открыл глаза:
— Ка-а-айф…
— Вы взяли наркотики?
— Наркотики… кайф…
— Белый порошок. Героин. В рюкзачке.
— Ничего не знаю… И знать не хочу… Да и…
— Он действительно ничего не знает. Этого придурка даже не посвящали ни во что, — резюмировал Крас.
— Грамотно, — скривил губы Маэстро.
— Подыхает, — равнодушно сообщил Крас.
— Жаль…
— В смысле?
— Что это не Кудрин. Ладушки, зацепка есть. Вываливай этот кусок дерьма из салона — и двигаемся.
Тело выпало в раскрытую дверцу. Маэстро ловко блеснул ножом-бабочкой, плавно полоснул лезвием по горлу, почти отделив голову от туловища…
— Зачем? — искренне удивился Крас. — И так подох бы…
— Для верности.
— Что теперь?
— Ищем. Кто ищет, тот всегда найдет.
— Кого?
— Гончара. Поедем-ка, в райотдел, со служивыми потолкуем. Участкового выдернем: толковый участковый о своем клиенте знает даже больше, чем он сам… Где-то этот барсик залег с девчонкой, чую…
— А Степаныч?
— Вот Степаныча-то искать как раз и не надо. Он сам нас найдет. Его ждет сюрприз. Неприятный.
— Сюрприз?
— А как же! Узнать, что ты не охотник, а дичь — как думаешь, это его огорчит?
То-то.
Маэстро тронул машину, съехал с пригорка… Неожиданно откинулся на спинку сиденья и захохотал:
— Нет, ты понял, Крас, ты понял?.. — Маэстро смотрел на клинок ножа, любуясь переливом стали.
— Что — понял?
В глубине глаз Маэстро словно плескалась мутная, стылая вода…
— Ты… Ты найдешь свою девчонку. А я — своего Моцарта. Потому что сегодня смертью в этом городе распоряжаюсь я. Я!
Моцарт на старенькой скрипке играет,
Моцарт играет, а скрипка поет,
Моцарт отечества не выбирает,
Просто играет всю жизнь напролет.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба то гульба, то пальба…
Не обращайте вниманья, маэстро,
Не убирайте ладони со лба…
Музыка звучала тихо, и двое лежали в полудреме, тела их сплелись… Аля повернулась на бок, свернулась клубочком и заговорила тихо и очень серьезно, глядя на Олега:
— Ты знаешь, эта твоя комната напоминает полустанок… Где ты просто пережидаешь время… Но разве время можно переждать? Ты сошел с одного поезда, ждешь другого, а его все нет… Или движение прекратилось на этой ветке вообще, а ты стоишь один на перроне, огни маленькой станции притушены, дверь заперта, а вдоль платформы лишь ветер и дождь, промозглый, нудный, и бесприютная собака дворняжка, которой ты рад уже потому, что вдруг не один… И кажется тебе, что стоишь ты на этом перроне уже целую вечность… И вдруг появляется скорый поезд, ты напрягаешься, поднимаешь дорожную сумку, в которой все твое имущество, и ждешь… А состав мчит мимо; желто, сыто светятся окна спальных вагонов, в них отдыхают респектабельные, уверенные в себе люди… А ты… Ты ждешь.
Из детдома в Конищеве мы с девчонками бегали на такой полустанок; здесь останавливались только пригородные электрички, да и то не все… И так хотелось унестись в этом теплом сверкающем поезде в тот, другой мир… Вместо этого приходилось возвращаться в старый барский дом, где помещался наш дом, детский…