Первое, что я увидела, открыв утром глаза, был огромный букет роз. Лепестки были нежны и прозрачны, бутоны едва распустились… Я огляделась: в комнате никого.
Потом дверь открылась, появилась Медвинская, увидела розы, прищурилась зло:
— Не знаю, что такого в тебе нашел Буня, чего в нас нет… Но ты не задавайся, детка… Сейчас тебе покатило, а завтра, может быть, не покатит… Фортуна — девушка переменчивая: сегодня с тобой, завтра — с другой. Вот тогда ты и ответишь. За все.
— Будь спокойна, отвечу!
Катька зыркнула на меня с ненавистью и вышла, хлопнув дверью. Почти сразу дверь открылась снова: я думала, она вернулась, забыла что-то… Но это была Светка Артюх.
— Ну ты и спать сильна! — Подошла ко мне, посмотрела внимательно. — Что-то у тебя глаза блестят… — Приложила руку ко лбу. — Да у тебя температура!
Простыла, что ли? Подожди, я сейчас.
Она ушла, вернулась через минуту с тарелкой разогретого вчерашнего жареного мяса.
Есть я хотела зверски, запах был такой, что голова кружилась… Сглотнула, отвернулась:
— Я не буду.
— Ты чего?.. Не капризничай, тебе нужно…
— Я не буду. Я буду то, что едят все…
— Так все это и едят…
— Ври… Вы никакие не центровые, вы просто свиньи… Устроили тут… И отбираете у тех, кто слабее… Лучше с голоду подохну, но с вами не буду…
— Так ты… — Светка удивленно приподняла брови и — расхохоталась. — Так ты подумала, что мы с кухни мясо берем? У детей?
— А откуда же еще?
— Дура ты, Алька, необразованная. Хотя… Ладно, мясо, конечно, ворованное, но не с кухни. Наоборот, одного кулака на рынке в райцентре пощекотали, он нас и угостил. И если бы не Буня и пацаны, все в детдоме действительно бы голодали.
Уразумела?
— Как это — пощекотали?
— Ну припугнули, по морде слегка съездили… А тебе что, жалко? Кулачок этот где-то приворовывает, свинюк откармливает, машину купил, а тебе его жалко? Да он такой же, как наш Кабан, такая же сволочь зажратая! Ничего, и до него черед дойдет.
Аромат от мяса был такой, что у меня закружилась голова…
— Правда не у ребят?.. — тихо спросила я.
— Да говорю же тебе: нет! Ешь давай!..
Мне казалось, что насытиться я не смогу никогда. Но на самом деле моего голодного задора хватило только на один кусок: мне показалось даже, что я жутко объелась… Сказала Артюх, что больше не могу, она только улыбнулась:
— Я тарелку оставлю, потом доешь…
Она собралась уходить; я решилась, спросила:
— Света, а все же… Как вы с Катькой живете в одной комнате?..
— Боишься ее?
— Вот еще! — поспешила ответить я, потом… Потом вздохнула:
— Если честно, да, боюсь.
— И правильно делаешь. Девки все подлые, и я, и ты тоже… А Катька… Ей, конечно, досталось по жизни, но… Завистливая она… Отхватила себе не того парня… Знаешь, ей до смерти хочется быть с Буней, а ее Булдак за собой держит… Вот такие расклады. Так что ты правильно ее опасаешься.
— А у Буни… — начала я.
— Девчонка? На постоянку? Нет. Он холопками обходится.
— Да кто такие эти холопки? У вас что, игра такая?
— Ну это тоже старшие девки, только… Ты же понимаешь, маленькие пока все детки… А эти… Аля, жизнь такая. Хочешь кушать сладко — отрабатывай. Если рисковать характера не хватает, чем ты расплатишься? То-то ж… Снимай трусики и подставляй, что имеешь… Холопки — это те, что сами за жрачку не рискуют, по рынкам не шустрят… А кушать хотят сладко. Вот и выбирай.
— Тогда что же вы вчера мне устроили?
— Смотрины. И ты вела себя молодцом.
— Погоди, Свет… Я глаза этого Булдака видела. Он не простит. Ни тебя, ни меня, ни Буню.
— Булдак — еще тот волчара. Да только не его сила, не его и власть. Ты думаешь, они из-за тебя сцепились? Булдак заматерел за последний год, пацанов подбивает, давно на Буню зубы точит, а тут случай представился… Тем более пацаны расслабились, винцом налились, а тут такая краля замаячила, и один говорит — трахать в очередь, другой — не трогать… За кого станут? То-то.
— Буня ведь рисковал…
— Не без этого. Но Булдака все равно унять нужно было. Ладно, заболталась я с тобой, пора на промысел. — На какой промысел?
— Еду добывать.
— Воровать?
— Ну, можно и так сказать.
— А может быть, заработать проще?
— Негде. Колхоз рядом — сам по себе, как черная дыра. А у мужика какого из подвала тащить… Раньше, когда побогаче жили, сами делились, а сейчас… Всем до себя — как бы самим выжить. Не, мы на базаре в райцентре суетимся: когда фуру почистим, когда — перекупщиков…
— Опасно же…
— Не мы эту жизнь выбрали такой. Все. Мне пора. Отдыхай.
И я снова уснула.
Оклемалась полностью я через неделю. У меня был жар. И самое обидное… Самое обидное было в том, что Буня не навестил меня ни разу. Правда, прислал джинсы, свитер, видно, добыли на том рынке. Я вещи взяла. Я не собиралась отсиживаться; решила: как только болезнь пройдет, буду вместе со всеми.
…Тот день был очень ясным. Свет словно пронизал насквозь листву кленов, расцветил все, и день стал другим, красивым, и все вокруг словно стало другое, и хотелось верить, что это действительно так и что так теперь будет всегда.
Его я увидела, когда он шел по двору к автобусу. Окликнула:
— Э-эй!
Буня обернулся, постарался сделать лицо равнодушным:
— Привет. Как дела?
— Нормально.
— Ну вот и отлично. Завтра на уроки пойдешь.
— А ты сам ходишь?
— Мне некогда.
— Слушай… А как тебя на самом деле зовут?
— Меня? — Было похоже, что он смутился. — Саша. — Парень усмехнулся. — А ты что, не знала?
Я, конечно, узнала и его имя, и фамилию: Буников. Подумала и ответила честно:
— Знала. Но мне хотелось познакомиться с тобой по-нормальному, — Ну вот и познакомилась, — ответил он довольно нелюбезно.
А я стояла как дура и не знала, что говорить дальше… И свой голос услышала словно со стороны:
— Я хочу ходить с вами.
— С нами? В светлое будущее?
— Нет. На рынок.
— Ты знаешь, что мы там делаем?
— Еду… добываете. Для ребят.
— Ты знаешь как?
— Научите.