— Нет. Груздева.
— Черт!
— Бежим!
— Куда? Автобус припрется через полчаса, если сегодня вообще будет. Нужно на Валерике.
— А если он откажется?
— Отказаться подвезти таких куколок, как мы с тобой — Думаешь?
— Уверена.
— Бежим!
— Нашли дурака… — цыкнул зубами Валерик, тщедушный мужичонка лет тридцати пяти, прислонившись тощей спиной к борту «Москвича» — пикапчика; зубы его были мелкими, как у хорька, и гнилыми, как перезревшие поганки. — Нашли дурака…
Валерик был детдомовским шофером-экспедитором. Росточком — метр с кепкой, редкие всклокоченные волосики постоянно торчали в разные стороны. И еще — был он личной «креатурой» Кабана: возил продукты не столько в детдом, сколько на личную гасиенду директора.
По слухам, была у Валерки в райцентре супружница, крупная суровая тетка, которая бивала бедолагу чуть не ежедневно. И было за что: вечерами Валерик залезал в каптерку, помещавшуюся рядом с душевой девчонок-малолеток на первом этаже, приникал к щелям в дощатой перегородке, отделявшей каптерку от раздевалки, и дрочил до полного изнеможения. Для жены от мужской его силы оставались одни воспоминания, если они у нее вообще были. Говорят, он пытался приставать к девочкам, но пацаны поговорили с ним тишком, и Валерик отвязался. Из каптерки же его даже гонять перестали: что возьмешь с убогого, молью трахнутого мужичонки?..
— Валерик, нам о-о-чень надо…
— За бесплатно не вожу, — скривил он рожу.
— А кто сказал, что за бесплатно? — округлила глаза Светка.
— Не свисти… Денег у вас нет: вторую неделю на капусте гнилой сидите.
— Ну ты и жлоб…
— Поучи еще…
— А бартер?
— Чего?
— Валерик, ты водила или где? Две ну просто очень завлекательные девчонки просят подбросить их до городка, а ты — о деньгах… Пфи…
Видно было, как дернулся его кадык, проталкивая вмиг ставшую вязкой слюну.
— А ты мне не вкручиваешь, свиристелка?
— Вот еще!
— Хм… — подавился Валерик смешком. На его пигмеиском лице можно было читать, как в ученической тетради: вожделение билось с недоверием, желание — со страхом.
— Ну да, вот так и учат шантрапу всякую, — заразмышлял он вслух. — Щас я рот разину да песнями вашими заслушаюсь… С вас станется: вы и овцами прикинитесь, и трусики скинете, а что потом? Иди сюда, нехороший человек Валерик?! Плати за девочек!
— Ты че, Валерик, мандражируешь? Не знаешь, что мы центровые? У нас сплошной коммунизм и демократия в коллективе! Хочу — даю, хочу сама гуляю…
— Свисти… Знаю я вашу банду! Что Буня, что Философ… А Булдак — тот вообще!
Эту вашу Медви некую изуродовал как Бог черепаху! На хрен упало мне такое счастье. Пешком дойдете.
— Вот придурок, а?! — в сердцах воскликнула Светка.
— Может, и придурок, да не такой дурак, как вы думали. Пошли отсюда, мокрощелки…
— Выходит, не стоит у него, — притворно вздохнула цветка. — я тебе говорила?
То-то. Что за мужики пошли… Валерик покраснел от ушей до корней волос:
— Девки, вы че, серьезно?
— Да кто с тобой шутить-то собирается? Так хочется, аж сил нету!
— Ну?
— А ты думал? Мне одна напела: говорит, мелкий мужик что блоха, злее жалит. Вот мы с Глебовой на спор пошли! Я говорю — импотент тот Валерик, как и все здешние, она — наоборот. Решили проверить.
— Да? И что у вас на кону?
— Интерес свой, пиковый. Вот это не твоего ума дело. Ну что, поехали?
Лицо Валерика напряглось, словно он решал самый главный гамлетовский вопрос: нимфа эта Офелия или все-таки курва?
Светка ткнула меня локтем в бок, шепнула со смешком:
— Гигант мысли, титан секса и вообще… Водила решился. Открыл дверь:
— Залазьте. — По-гагарински, бесшабашно маханул рукой, на хорьковом личике — выражение остервенелой решимости, словно именно сейчас он и покорит ее, Вселенную. — Поехали!
Мы обе уместились на переднем сиденье. Изношенный мотор «москвичика» поурчал для порядку, и машина тронулась. Пару раз Валерик попытался стопорнуться на проселке для получения обещанного, но Светка обиженно надувала губки: дескать, за кого вы принимаете, милостивый государь, честных девушек? Да чтобы в слякотную осеннюю пору, да на жухлой траве, да голой задницей елозить? Да ни в жизнь! Притом она взмахивала короткой юбчонкой, как дирижер палочкой, настраивая этого полудурка на напряженное ожидание…
Когда до городка оставалось километра три, Валерик стал на обочину, потребовал:
— Баста. Дальше не поеду. Рассчитывайтесь давайте!
— Расчет так расчет… — пожала плечами Светка, — мы и не отказываемся. — Она подмигнула мне, запустила руки под юбку и стянула колготки вместе с трусиками. — Ну, что застыл, болезный? Доставай свое хозяйство!
Валерик, красный, как томат, неловко расстегнул брюки. Я отвернулась к окну.
* * *
— Что, этот стручок и называется мужской гордостью? — услышала я насмешливый Светкин голос. Скосила глаэ Валерик всеми силами пытался пробудить уснувшую мервым сном плоть. Пыхтел и тужился, как дизель… Послышалось «уф!» — и водила затих.
— Что и требовалось доказать! — констатировала Светка. — Не стоит! Даже кончает лежа! Глебова, с тебя коньяк! С первой же получки!
Вообще-то она жестоко с этим Валериком. Я глянула: он сидел теперь буро-малиновый, но притом — совершенно довольный.
— Чего застыл? — прикрикнула на него Светка. — Скорее рак свистнет, чем твой помазок подымется… Поехали уже, дрочило-мученик!
— Девки… Только вы никому…
— А кому оно интересно? — усмехнулась Светка. Пообещала:
— Могила!
— Вас обождать? — с надеждой переспросил он, когда доехали.
— Да как хочешь! Силенок хватит на обратный путь? — хохотнула Светка и вслед за мной выскользнула из машины.
Город был смурной и стылый по поздней осени. Капли зависли на черных голых ветвях уныло, словно сами деревья были простужены, больны этим многодневным затянувшимся ненастьем. Честно говоря, мы тоже поскучнели, заспешили к оптовому рынку. Шли какими-то закутками между гаражами, ларьками, непонятно что огораживающими бетонными заборами, расписанными известными словами в персональный адрес тогдашних демократических вождей страны… Особенно не жаловали Гайдарчика. А мне вдруг вспомнилось: когда мы ехали в поезде в детдом, я стояла в тамбуре. Вид был похожий: мы объезжали какой-то городишко по окраине.
Тупики гаражей, надписи, ржавый хлам, там и сям свалки разного мусора… Даже жилые двухэтажные дома с торчащими скелетами антенн выглядели брошенными, нежилыми…