– По какому номеру вам перезвонить?
– Не дерзи, лейтенант. Номер у тебя на определителе, разговор ты записал, думаю, сейчас место звонка «пробиваешь»… Ты доложи, я жду семь минут, потом – сольюсь. И аппаратик – в море скину. Бай!
Надеюсь, я все уразумел правильно. Саша Гнатюк стал боссом. Начальником. По крайней мере, в глазах этого лейтенанта. И теперь меня мучают два обстоятельства: первое: чтобы у Гнатюка не было сейчас совещания – тогда дежурный не решится его обеспокоить; и второе: хотя мы и приняли некогда с Сашей килограмма полтора беленькой, но друзьями от того не сделались. Единственное, что может подтолкнуть его к беседе со мной, так это пустячная фраза: «Редкая птица долетит до середины Днепра…» А вдруг принес я весть из кабинетов «больших мужчин» из той или иной столицы? При теперешних раскладах подобную информацию не захочет отвергнуть ни один карьерно устремленный чиновник. Любого ведомства. А уж этого – и подавно.
Телефончик пропел мелодию Сальваторе Адамо о падающем снеге, я поднес аппарат к уху и услышал:
– Гнатюк.
– Привет, Саша, это Дронов.
Молчание. И не просто молчание. Видимо, обращение по имени господина Гнатюка покоробило. Хотя какое мне дело до его комплексов? Но… он мне нужен, не я ему.
– Заехал вот в Бактрию, думаю, а не посидеть ли со старым товарищем за кружкой чая?
– Посидеть. Через два пятнадцать кафе «Ностальжи».
И – отключился. Грамотно дядько провел разговор… Я-то полагал, они теперь полковники. И – ошибся. Так общаются только генералы. И сразу вопрос, и не просто вопрос – вопрос вопросов: а какого рожна генерал делает в Бактрии? Здесь для него ни должности, ни кресла. Значит, есть причина.
И времени, чтобы прояснить ситуацию и хоть как-то подготовиться к разговору, генерал мне не оставил. Ну что ж. Не поленимся пройти. Ага. Ажно пять частных таксомоторов у кафе под тентом. Водителям делать нечего. Совсем. Не сезон. Остается коротать время за кофе.
– А что, командиры, прокатите хорошего человека?
– Хорошего – легко, а тебя… – отозвался один.
– Далеко? – поинтересовался другой.
– Долго. Город посмотреть, пригороды, то-се.
Все взглянули на кряжистого мужчину лет пятидесяти с гаком, в свободных вельветовых джинсах и батнике. Бригадир. Он окинул меня цепким взглядом, степенно и несуетливо допил кофе, привстал, кивнул на «форд-скорпио»:
– Прошу.
Я устроился на переднем, водитель повернул ключ зажигания, я спросил:
– Курят?
– И даже пьют. Курорт. С чего начнем?
– Давай вдоль городка и до вон той вышечки. Там, должно быть, море хорошее.
– Море везде хорошее. Где людей нет.
– А что, отец, невесты в вашем городе есть?
– Кому и кобыла невеста. А только я тебе не отец, ты мне не сын. – Мы промахнули с километр и выехали за город. – До той вышечки – пять минут езды хорошей скоростью. Дальше что?
– Прокатимся вокруг.
– Города?
– Можно и моря.
– Что платишь?
– Что просишь?
– Пару сотен.
– Легко. – Я вынул из карману пачку баксов, отделил сотенную, положил между нами. – Держи аванс.
Водила бросил на меня взгляд через зеркальце, спросил:
– Дядей Мишей меня звать. Ты же понял, что цену я назвал в гривнах. Говори прямо, что надо. Девочки? Марафет?
– Сны меня мучают. Печальные.
Дядя Миша покачал головой:
– Я не по тем делам. В нужное место тебя свезу, сдачу за поездку отсчитаю и – до свиданья. А там – сам договаривайся. Как печальные сны обратить в счастливые грезы.
– Ты не понял. Я фигурально.
– А-а-а. Тогда за что платишь?
– Поболтаем?
– Смотря о чем.
– Участок хочу купить. Под домик дачный. А лучше – десять. На Москве сказали, дешево здесь теперь и тихо, да…
– Ты мне арапа не заправляй, залетный. Не денежный ты человечек.
– А я и не говорю, что себе беру. Люди хотят купить, послали на место, присмотреться.
– Ты даже не в ту степь рулить велел. С этой стороны дач отродясь не ставили. «Присмотреться…»
– Ты снова не то понял, дядя Миша. Не конкретный участок меня углядеть прислали; людям решить нужно: стоит вязаться, нет? А то вложишь бабки – а тут запустение какое начнется или, напротив, неспокойствие приключится. Или власти что такое решат?..
– Что же, на Москве не знают, что здесь чье?
– А кабы и знают. Слыхал поговорку: «Свой глазок – смотрок»?
– И ты этот смотрок и есть?
– Ну да. Слух прошел, что непонятки городок ваш терзают. Но об этом – ни в прессе не печатают, ни по радио не бают. Вот и разъяснишь, может, о чем люди судачат?
– Бабы судачат. Люди – разговоры разговаривают. Или базар держат.
– Строгий ты мужчина, дядя Миша.
– Справедливый.
– Ну а раз так, введешь в курс нынешних валют? Разговор по чести, оплата по справедливости. А то – поехали обратно, раз ты крепко строгий. Что прокатил – спасибо. – Я сделал вид, что подхватываю зеленую сотку и кладу на ее место полтинник гривнами.
– Отчего ж не поговорить? Вон кафе подходящее.
– Закрыто вроде.
– Для нас откроют.
Дядя Миша притормозил, стукнул брелоком в стеклянную дверцу, сказал появившейся девахе:
– Маша, накрой для нас на веранде. Мне кофе, молодому человеку…
– Тоже. И коньяку сто грамм. – Подумал, сказал: – А то и все двести. И лимон.
Мы сидели напротив друг друга. Слева шумело море, но ветер был теплый, кофе по-турецки – ароматный и горячий. Я выпил коньяку, чувствуя, как постепенно размякают напряженные мышцы спины, положил сотку под стакан в центре стола, добавил еще две. Дядя Миша брать не поспешил. Деньги эти по его понятиям – шальные. А шальные деньги, как шальные пули, убивают.
– Так кто ты такой будешь, человече? Денег у тебя богато, а по ухватке…
– Прохожий. Олегом зовут.
– От милицейских прохаживаешься? Или от «соседей»?
– Сам по себе.
– Не темни, глаз у меня наметанный.
Это я понял. И дядю Мишу потому «разогревал». Мне нужно было, чтобы он догадался сам, что не от братвы я и не от оптовика-землеустроителя. Он и догадался. Самооценка возросла, самоуважение повысилось, вот теперь можно и начистоту.
– Прямо рентген.
– Рентген не рентген, а навидался. Сам из таких.