На круглом столе в гостиной был накрыт русский чайный стол: пузатый расписной чайник, стаканы в тяжелых серебряных подстаканниках, на каждом из которых был изображен голубь с оливковой ветвью в клюве и написано «Миру — мир», колотый сахар, разноцветные варенья в вазочках, мед, весовой шоколад с крупными орехами, мягкие баранки, сушки, сухарики, сдоба... Присутствовали и закуски: колбасы, мясные ассорти, балыки, несколько графинчиков с наливками и водками и отдельно, в длинных старорежимных графинах, — коньяк. А сама гостиная была оформлена в стиле конца пятидесятых: абажур над столом, картина Левитана на стене, гнутые деревянные стулья, в углу — приемник «Балтика»... Вот только абсолютная чистота и стерильность. Как везде. И — наглухо занавешенные портьерами окна. Оттого у Гринева возникло вдруг ощущение, что все это нереально, все это бутафория и, как только режиссер закончит снимать фильм, павильон приобретет совсем другой вид. Если не исчезнет вовсе.
Но продукты были настоящими. Внезапно Олег почувствовал голод.
— Угощайтесь, молодой человек. У вас истощенный вид. Да и за чаем беседа спокойнее.
Корсаков, подавая пример, первым наполнил тарелочку всякой снедью, налил водки в пузатую рюмку, подождал, пока Олег чуть освоится и сделает то же самое.
— Ну, молодой человек? За встречу.
Олег выпил и набросился на еду. Временами он ощущал на себе взгляд хозяина, но тот смотрел как бы случайно, стараясь не мешать Гриневу.
— Теперь — медку? Под чаек?
— Медку?
— Ну да. Медведям положено.
— Как сто грамм перед атакой?
— Кого вы собираетесь здесь атаковать, Олег Федорович?
— Вас.
Корсаков покачал головой:
— Признаться, это совсем неразумно. Как и все, что вы сделали. Наворотили вы, молодой человек... Прямо воротила какой-то. На что вы рассчитывали, Олег Федорович, когда эдак вот, сплеча?
— Рынок акций «второго эшелона» — реальный. Сознательно или подсознательно это понимают все. Я рассчитывал на людскую предприимчивость, ум и смелость.
— А на людскую глупость вы не рассчитывали? И на нерасторопность? И наконец, на то, что у людей есть разные интересы?
— Но вы-то — умные, расторопные и предприимчивые люди. Вы же вписались в тему!
— Кто — мы?
Олег не ответил. Корсаков улыбнулся одними губами:
— Просто вам кинули шальные деньги. А шальные деньги, как шальные пули, — убивают.
— Вам известен господин Савин?
— Естественно.
— И те, кто стоит за ним?
— Зачем вам это, Гринев? Вы влезли в чужую игру. Она вам оказалась не по плечу.
— Как и вам.
— Думаете? Это и муравью кажется, что выше — только небо... А выше — зверушки разные обитают, птицы небесные, и все — тесно живут... И места под солнцем здесь для каждого так же мало, как и везде.
Олег пожал плечами:
— Но падение «голубых фишек» вы тоже просмотрели. С поднебесья.
— Может быть. И что это меняет для нас? По сути — ничего. Просто уйдет больше времени. А вы... вы проиграли совсем.
— Я могу слезть с крючка? Мне нужно не многое.
— Что?
— Время.
— Время-бремя-темя-стремя... Зачем оно вам?
— Моего отца убили.
— Федора Юрьевича Гринева?
— Да. Мне нужно отыскать убийц.
— А ваша судьба вас не волнует?
— Волнует. Но меньше.
— Отчего же?
— «Вставший на путь воина должен постичь сокрытую от многих связь корней и ветвей фамильного древа. Воин, не постигший этого таинства, не сможет уразуметь сути и смысла священного долга».
— Ну что ж... — Сергей Кириллович Корсаков глядел в ведомую ему точку на полу. — Говорите вы мудрено, но по сути... Подумаем, что можно сделать... Но — без обязательств. Если реально... Броситься вас теперь спасать, молодой человек, может только безумец.
— Такие среди вас есть, Сергей Кириллович?
— Среди нас есть всякие.
Прощание прошло скомканно. Да и о чем может говорить семидесятилетний мужчина с другим, вдвое его моложе? Особенно если тому, другому, жизни осталось — на полет пули? Ни о чем.
Олег шел по проулку прочь от странного дома. Его голова четко вырисовывалась в рамке оптического прицела.
— Сергей Кириллович?
— Да.
— Мы ждем вашего решения. Хотя — уже все решено...
— Вы о Медведе?
— Да. Его нельзя отпускать. Этот мальчик о слишком многом догадывается.
В разговоре повисла пауза. Наконец Корсаков произнес:
— Человек, который умеет догадываться, имеет право на то, чтобы знать.
— Это риторика. Процесс уже запущен. Ваше решение...
— Повременить.
— Вы отдаете себе отчет...
— Я сказал: повременить. — Голос Корсакова стал тихим, почти вкрадчивым, и оттого угроза в нем чувствовалась особенно явственно. — Вы меня хорошо поняли?
— Да. Я вас понял. Но я обязан доложить... Это мое право.
— Это ваша обязанность.
— И все же я...
— У меня все.
Рамка оптического прицела расплылась и пропала.
Олег Гринев шел по пустынному переулку, что-то напевая, но голова была смутной, словно дорога перед ним была... Как назывался тот жуткий роман Александра Грина? Именно так: «Дорога в никуда».
На душе было пусто. И муторно. Олег покинул странный дом, так и не уяснив для себя, зачем приходил. И чего хотел добиться. Его смерть устроит всех. В этом все дело.
Запиликал мобильный. Олег поднес трубку к уху. Это был Корсаков.
— Олег Федорович, вы помните, что я сказал перед нашим прощанием?
— Насчет безумства?
— Да.
— Вы показались мне очень здравомыслящим, Сергей Кириллович.
— Тем не менее, одного сумасшедшего я знаю. Вы готовы навестить его?
— Где?
— Естественно, в психиатрической клинике.
— Почему нет?
— Значит, да?
— Да.
— Вы должны вылететь в Вашингтон.
— Когда?
— Немедленно.
— С кем я должен встретиться?
— Его зовут сэр Роджер Эванс Джонс.
— Даже сэр?