Я кивнула и пошла в указанном направлении. Сидевшая в крохотном предбанничке дама лет пятидесяти, старательно пытавшаяся казаться тридцатилетней, протянула мне пакет. Я пошла вниз, но по дороге засунула нос внутрь полиэтиленового мешка. Ничего особенного, пустые пластмассовые баночки с этикетками «Маркус». Дневной крем от морщин, маска для сухой кожи и питательное молочко. Я покачала головой. А Орест Львович-то – жуткий лгунишка. Мне он сообщил, будто пустую тару поставляет муж Регины, а на самом деле ее дает Яков Федорович! Нет бы мне сразу догадаться, что у такой противной бабы и мужа-то никакого, должно быть, нет.
В Крылатское я примчалась к трем. Дом Любы высился огромным бетонным прямоугольником напротив четырех толстых труб, из которых валил разноцветный дым. Дивное местечко, экологически чистое и тихое, учитывая, что в двух шагах шумит многоголосая толкучка. Я въехала в арку, с трудом припарковалась между двумя разбитыми «Жигулями», вошла в подъезд, поднялась на семнадцатый этаж и остановилась возле двери, утыканной звонками. Очевидно, жильцы отгородились от посторонних дополнительной дверью.
Я старательно нажимала и нажимала на кнопочку, но безрезультатно. Впрочем, может, Люба на работе? В полной растерянности я села на подоконник и закурила, но тут дверь приоткрылась, и высунулась женщина с болезненно-бледным лицом.
– Простите, – тихо осведомилась она, – это вы сейчас к Любе звонили.
– Да, – обрадовалась я тому, что кто-то откликнулся, – вы ее сестра?
– Нет, соседка, – ответила тетка, – Валя Колоскова. У нас в квартире слышно, когда к Любе звонят. У меня муж очень болен, только-только уснул, а тут вы…
– Бога ради, простите, не знала, что здесь такая слышимость, и совершенно не желала причинить вашему супругу неудобство, – вежливо ответила я.
– Оно понятно, – вздохнула Валя.
Внезапно меня будто током ударило: Валя Колоскова! Именно эти имя и фамилию упоминала Люба, крича на Олега Игоревича: «Почему Вальке Колосковой тысячу долларов дали, а мне пятьсот?»
Что ж, удача сама плывет ко мне в руки, грех не воспользоваться, главное, найти подход к этой бабе. Похоже, она не злая и не хулиганка, как Ракитина. Вон какое у нее простое усталое лицо, да и в глазах нет никакой стервозности. Кажется, Валя из тех людей, которые постоянно жалуются на жизнь. Уголки ее рта загибаются вниз, на лбу виднеются довольно глубокие поперечные морщины. Такие появляются, когда человек, подняв брови, начинает причитать:
– Господи, ну за что мне такая жизнь?!
– Значит, вы соседка Любы?
– Да.
– Не подскажете, где она?
Колоскова секундочку помолчала:
– Вы ей кто?
– Родственница, очень, очень дальняя, можно сказать, один раз за всю жизнь и встречались, – принялась я сочинять, – моя бабушка была сестрой двоюродного брата второй жены первого мужа Любиной матери, понятно?
Валя обалдело кивнула:
– Ну, в общем, да…
– В Москве проездом, – бодро неслась я дальше, – только на два денечка, вот и решила, чего деньги за гостиницу отдавать, а? К Любе подъеду, уж не выгонит небось. Лучше я ей заплачу за постой.
– И сколько дать хотели? – неожиданно оживилась Валя.
– Десять долларов.
– Можете у меня остановиться, – вздохнула Валя. – Вещи-то ваши где?
– В камере хранения. Только лучше у Любы, можно у вас посидеть, ее подождать?
– Проходите, – протянула Колоскова и посторонилась.
В нос ударила смесь разных запахов: лекарств, только что выстиранного белья и кипящего супа, похоже, куриного. Мы прошли в довольно просторную кухню.
– Я не помешаю вашему больному мужу?
– У нас три комнаты, – пояснила Валя, – Слава в одной, я в другой, третья свободная, могу туда пустить за десять долларов, могу и чаем напоить за отдельную плату. Вы езжайте за вещами, не тратьте время зря, не придет Люба.
– Неужто отдыхать уехала?
– Убили ее.
– Убили?!!
– Уж извините, коли испугала, – развела руками Валя, – но все равно бы узнали.
– Как это? – бестолково забормотала я. – Кто? Почему?
– Вчера поздно вечером, в арке, – ответила Валя. – Люба – полуночница. Сколько раз я ее предупреждала: осторожней надо быть, нечего в темноте шастать, но она смеялась надо мной, обзывала глупой гусыней. И что получилось? Сегодня рано утром мусорщики за бачками приехали и нашли ее. Лежит в проходе, уже окоченела. Цепочку с шеи сорвали, сережки из ушей выдернули, сумочку отняли. За копейки убили. Ударили железной трубой по голове, проломили череп.
Она зябко поежилась. Несколько минут я молча переваривала информацию, потом сообразила, как действовать.
– Почему вы решили, что за копейки? Вдруг у нее с собой была приличная сумма?
– Откуда? – грустно ответила Валя. – Люба все время нуждалась, без конца бегала деньги одалживать. Она не работала, на бирже стояла. Первое время нормальное пособие платили, а потом оно уменьшаться стало с каждым месяцем, пока в копейки не превратилось!
Я поглядела в бледное, изможденное лицо Вали и вкрадчиво сказала:
– Нет, у нее было с собой пятьсот долларов.
– Откуда бы вам это знать? – отшатнулась Колоскова. – У бедной Любы отродясь подобных деньжищ не было.
Я погрозила ей пальцем:
– Ох, Валечка, неправду говорите. Олег Игоревич, ну тот милый доктор из роддома имени Олеко Дундича, платил Любочке большие денежки. Но вы все равно получали больше. Насколько знаю, вам дали тысячу долларов. Такая приятная цифра – единичка и три нолика.
Пару секунд Валя смотрела на меня не мигая, потом, резко покраснев, всхлипнула и тихо-тихо сползла по стене на пол.
Я подошла к мойке, набрала пригоршню воды и побрызгала хозяйке в лицо. Та раскрыла маленькие, какие-то застиранные глаза и сказала:
– Вы не Любина родственница…
– Нет.
– И не станете снимать за десять долларов комнату?
Я раскрыла кошелек и положила на стол зеленую купюру.
– Что это? – пробормотала Валя, с трудом поднимаясь на ноги.