Оксана почему-то оглянулась, посмотрела на темно-синие, похожие на грозовые облака горы на горизонте.
– Он далеко.
– Где?
– Там, – после некоторой паузы кивнула Оксана на горы тучи.
А что там?
– А как… доехать до него?
– Понимаете, к нему нельзя доехать. – Оксана, оказывается, все это время тоже смотрела на горы. – Вася, – вдруг обратилась она к стоящему рядом дежурному, – иди неси службу. – Убедившись, что дверь за ним закрылась, перевела взгляд на Лену. – Он… он за границей. Это все, что я могу вам сказать. Так что не ищите его, а езжайте домой.
За теми горами – граница? И Боря там? А какая страна? Какие у нас по карте внизу страны? Господи, вся география вылетела из головы. Китай, Монголия, Индия, Турция… Что-то еще мелкое…
– А… адрес? У вас есть его адрес?
Господи, лишь бы не было. Пусть она не узнает, где Борис, но лишь бы он никому не писал…
– Дело в том, что адрес у него наш, советский, – медленно, останавливаясь после каждого слова, словно все еще раздумывая, говорить или нет, тем не менее сказала Оксана. – Письма уже потом переправляют к ним туда. Вы меня понимаете?
«Значит, они все-таки переписываются, – думала Лена свое. – Мне – ни строчки, а этой лупастой ногастой…»
– А что же вы здесь, если он – там? – закончила свое унижение презрительным вопросом Лена. У Оксаны от удивления раскрылся рот – оказывается, он и в самом деле открывается от удивления, это не только так в книгах пишут, – веки виновато, безответно заморгали, и Лена, подумав: «Вот так и ходи», – взяла чемоданчик и пошла от КПП.
Необходимое послесловие. На следующее утро в отделение милиции ташкентского аэропорта милиционер привел девушку.
– Заграницей интересуется, товарищ капитан, – тихо доложил он дежурному. – Афганистаном. Твердит, что какой-то старший лейтенант у нее там служит.
– В Афганистане?
– Так точно.
– А она… не того? – Капитан хотел повертеть у виска, но, увидев, что задержанная наблюдает за ним издали, лишь поправил фуражку. Но милиционер понял.
– Вроде нет. Вот документы.
Документы оказались в порядке, рассказ Желтиковой Елены Викторовны вроде правдоподобный, кроме, конечно, нелепости про службу старшего лейтенанта в Афганистане.
– А может, где при посольстве? Или советником? – попытался прояснить капитан у девушки, но для нее эти слова настолько были далеки и непонятны, что дежурный оставил свои предположения при себе. Куда-то позвонил, перезвонил, сам дождался звонка и порекомендовал в конечном итоге девушке поехать в Министерство геологии Узбекистана: вроде бы там оформляется большая группа для работы в Афганистане.
– Попадете туда – тогда и ищите своего старшего лейтенанта.
25 октября 1979 года. Кабул
Два раза в год, весной и осенью, в Министерстве обороны СССР подводят итоги боевой учебы. Со всех округов, флотов, групп войск в Москву съезжается командование, где каждый и получает по заслугам.
В эту осень на подведение итогов впервые вызвали и «афганцев»
– Горелова и Заплатина. Вызвали срочно – указание пришло вечером, а в Москву предписывалось явиться уже на следующий день. То ли Устинов долго раздумывал, то ли сам в последний момент получил команду представить советников, но в итоге Горелов вынужден был в 23 часа докладывать Амину о своем убытии.
Амин, уставившись в одну точку, молча выслушал доклад главного военного советника. Можно было подумать, что он вообще не понял, о чем идет речь, – настолько отвлеченным казался его взгляд. Горелов же, замолчав, посмотрел на часы – скоро полночь, а надо еще собираться, сделать хоть какие-то наброски, если вдруг предложат выступать. А Амин все сидел, смотрел и думал. Наконец поднял свою большую голову:
– Можно попросить вас об одном одолжении?
– Конечно, – удивился Лев Николаевич: Амин – и что-то просит.
– Я попрошу вас передать мое личное письмо Леониду Ильичу Брежневу, – медленно, словно еще раздумывая, говорить Горелову это или нет, и вообще, решиться на это самому или не стоит, начал Амин. – Я давно прошу о встрече с ним. Но, видимо, мои письма и просьбы до него по моим каналам не доходят.
– Хорошо, товарищ Амин, я выполню вашу просьбу, – ответил Горелов, хотя не был уверен, правильно ли поступает. Впрочем, это личная просьба Амина он просто доложит о ней послу и Иванову, пусть уже они делают выводы.
– Счастливого полета, – подал руку Амин.
– А… письмо? – спросил Горелов. – Вылет-то рано утром.
– Письмо будет вручено вам позже.
Неприятно попадать в жернова непонятных историй. Рядом что-то крутится, вертится – а куда, зачем? Шестеренки вон тоже вращаются в разные стороны, а тем не менее концентрируют силу ради чего-то одного, размышлял Горелов, возвращаясь от Амина. А какой вал, какой пласт придет в движение после получения письма? Может, Пузанов сумеет проанализировать это хотя бы в силу своей большей информированности? Хотя Амин как раз и дал понять, что именно дипломатическим каналам он не доверяет. Что же, промолчать, сделать вид, что разговора о письме не было? По-мужски, по-джентльменски, в конечном счете так и надо сделать. Но когда дело касается двух стран, это джентльменство может вылезти еще неизвестно каким боком. К тому же здесь он представляет интересы своей страны, а за нее решать поручено здесь только одному человеку – послу.
– Александр Михайлович? Извините, если разбудил, это Горелов. Час назад я докладывал Амину о своем отъезде, и тот попросил меня передать его личное послание Брежневу.
– Где письмо?
– Пока нет, сказали, отдадут после.
– Доложите Иванову.
Иванов, Иванов… На этой фамилии, видать, не только Россия держится, но уже и Афганистан…
– Где письмо? – повторил посла даже в интонации, немного растерянной, обеспокоенной, представитель КГБ.
– Вручат позже. Когда – не знаю.
Необходимое послесловие. Письмо передаст Экбаль. Дождавшись, когда Горелов и Заплатин поднимутся на трап самолета, он догонит их и подаст конверт Заплатину:
– Василий Петрович, прочтите, кому это, – попросит он.
– «Лично Леониду Ильичу Брежневу от Хафизуллы Амина». Понял, – ответит он, зная от Горелова о просьбе. – А печатей-то сколько наставил.
Экбаль ничего не ответит, сбежит по трапу. За Гореловым и Заплатиным закроется дверь самолета.
По прибытии в Москву Горелов будет вызван на доклад к Огаркову, и Лев Николаевич передаст письмо начальнику Генерального штаба. Амину так и доложит при возвращении:
– Товарищ Амин, я далек от Леонида Ильича, но письмо передал лично начальнику Генерального штаба маршалу Огаркову.