Их обыскали у входа в здание министерства, отобрали оружие. Гранаты, подвешенные на самый последний случай к брючным ремням уже за кольца, под бушлатами не заметили.
– Начальник политотдела, – представил комдив капитана Лаговского, начальника физподготовки дивизии.
– Начальник разведки, – «досталась» вторая должность лейтенанту Лаговскому, начальнику топографической службы.
На столе у Якуба стояли две включенные радиостанции, на которые то и дело поглядывал начальник Генштаба, словно ожидая сообщений. Его советник полковник Костенко, представив самого Рябченко, тоже сел за стол, и Якуб, поколебавшись, пригласил к себе представителей ХАД После дня рождения у Магометова его не покидало чувство настороженности, и, как ни были деликатны советники на той вечеринке, Якуб, не желавший верить предчувствиям, тем не менее отметил в подсознании: советские не во всем искренни, что-то происходит вокруг него, начальника Генштаба, а он не может уловить суть и смысл происходящего. И перед встречей с советскими десантниками, захотевшими лично у него уточнить места расположения дивизии, он положил в ящик стола пистолет, открыл за своей спиной потайную дверь. Не надеясь на телефоны, поставил на прямой прием рации с командирами центрального корпуса и охраны Амина.
Нервозность Якуба заметил и Рябченко. Время 18.30, которое ему назвали в посольстве при постановке задачи, казалось, никогда не подойдет, и он по третьему разу начинал уточнять и переспрашивать уже давно понятные всем вещи.
Последний круг секундной стрелки на настенных часах Рябченко и Костенко, казалось, толкали уже взглядами. Якуб, посмотрев на напряженные лица гостей, тоже бросил взгляд на часы и встал: сам участник многих закулисных событий, нутром почувствовал опасность точного времени.
И в тот же миг прогремел взрыв в центре города. Практически в ту же секунду заговорила рация, и, услышав только первые слова из доклада, начальник Генштаба выхватил пистолет из полуоткрытого ящика стола и отпрыгнул к потайной двери.
За спиной Рябченко прогремел выстрел. Якуб, только поднявший свое оружие, схватился за грудь и упал на колени. Лаговские сдерживали пятерых хадовцев, бросившихся на них, в комнату вбежало еще несколько афганцев с пистолетами в руках. Оружие было в руках и у Костенко, но выяснять, кто выстрелил в Якуба, не было времени: начальник Генштаба уползал в спасительную для него дверь.
Схватка в кабинете случилась недолгой: несмотря на тесноту, Лаговские все-таки развернулись. К истекающему кровью Якубу, замершему на полу соседней комнаты, вошел незнакомый Рябченко афганец в гражданском костюме. Он задал Якубу несколько вопросов, тот, сдерживая стоны, с усилием мотал головой. И тогда афганец пять раз выстрелил в начальника Генштаба, каждый раз произнося чьи-то имена.
– Из нового руководства страны, – шепнул комдиву Костенко. – Мстил за семьи, уничтоженные по приказу Якуба.
В городе разгоралась стрельба, и Рябченко, в последний раз посмотрев на лежащего в крови Якуба, поспешил на аэродром, в дивизию.
В штабной палатке, не стесняясь застывшего на посту у Знамени часового, на него набросился Костылев:
– Может, вы объясните, где находились все это время, когда ваши десантники шли под пули?
Рябченко отрешенно пожал плечами:
– Ездил в город.
– Ах, в город… Ну, тогда звоните командующему и сами объяснитесь. Он давно ждет вашего звонка.
По сравнению с только что виденным и пережитым гнев начальства казался такой мелочью, что Рябченко с усмешкой поднял трубку ЗАС:
– Где вы были, товарищ полковник? – послышался раздраженный голос Сухорукова. – Почему вас не было в дивизии?
– Я был в городе, товарищ командующий.
– А разве я вам разрешал покидать расположение дивизии?
– Никак нет.
– Тогда я отстраняю вас от командования. Завтра же с первым самолетом прибыть в Москву.
– С превеликим удовольствием, – уже в гудящую трубку ответил комдив.Все было пусто и безразлично – в Москву так в Москву, разжалуют так разжалуют. Но видеть, а тем более участвовать в таком, о чем раньше можно было только прочесть в книгах, да и то не про нас…
Хлопнул полог палатки, качнулась от ветра мигающая лампочка.
– Что, командир, невесел? – с порога спросил Гуськов.
– Да так, думаю. С командующим вот поговорил, завтра вылетаю в Москву за новой должностью.
– Та-а-ак, – оглянувшись на Костылева, оценивающе протянул Гуськов. – Брось хандрить, тебе еще командовать людьми.
27 декабря 1979 года. 22 часа. Кабул
– Абдуллаев, – окликнул старшего лейтенанта Халбаев, когда тот возвращался к уже полностью захваченному Дворцу от бронетранспортеров, увозивших последних раненых. – Рашид, возьми человек двадцать, две «бээмдешки» и… – Комбат указал на небольшой двухэтажный домик внизу горы, откуда слышались выстрелы.
– Что там?
– Узел связи. Засело человек десять. Осмотри внимательно сейфы, наводчики говорят, что там могут быть документы Амина.
– Есть, – улыбнулся и растворился в темноте старший лейтенант.
– Грач, Юра, со своим взводом ко мне, – послышался его голос уже издалека. Потом в общий шум влился рокот моторов еще двух БМД. Они выплеснули из себя лучи света, уперлись ими в ворота, загораживающие дорогу к узлу связи, и рванулись к цели. Хорошо воевать, когда все получается.
Навстречу нестройно ударили автоматные очереди, но их заглушил, перебил, подмял клекот крупнокалиберного пулемета.
Первая БМД острой грудью отбросила сцепленные легким замочком створки ворот, нырнула в мертвую зону, под окна здания. Вторая замешкалась, остановилась, и из окон вновь ударили автоматы по сидевшим на броне «мусульманам». Трассеры пошли дальше, вниз, как раз в то место, где расположился на случай поддержки батальон из Витебской дивизии.
– Ефрейтор Вдовин, – подзовет комбат, и через мгновение рядом с ним вырастет десантник с пулеметом Калашникова на плече. – Утихомирь-ка, – кивнул на трассеры командир.
Считался лучшим пулеметчиком в батальоне Сашка Вдовин. Приладился, успокоился, и наконец дернулся в его руках пулемет, отыскивая в темноте цель.
Так оказался между двух огней Абдуллаев со своей группой. И упал первым, не успев застонать, рядовой Хусаиов. Бросившийся к нему на выручку рядовой Курбанов тоже словно споткнулся и со всего размаху упал рядом с погибшим. Глупо погибать, когда все ладится…
– Юра, Грач, заткни им глотку! – прокричал старший лейтенант, увидев, что замкомвзвода остался за воротами и лучше видит, откуда открыли по группе огонь.
Хорошо учили стрелять в «мусульманском» батальоне – в темноте, на звук, на пульсирующий у ствола оружия огонек. И после первой же очереди Юрки Грача упала на ребристое тело оружия голова его деревенского друга, лучшего снайпера парашютно-десантного батальона ефрейтора Вдовина. Случай и смерть на войне ходят рядом…