У ворот уже собралось пол-аула жителей, большей частью, горластые женщины. Крики, завывания, проклятья посыпались на головы драгун со всех сторон. Если на вас когда-нибудь нападала стая уличных собак, вы поймете, что такое, возмущенные татарки.
— Разойдись к ядреной матери! — отбивались от них служивые.
Алексей продирался сквозь толпу к Леденцу, на которого решили погрузить хозяина (конь невысок — удобно). Но пройти каких-то десять сажень оказалось труднее, чем переправиться через реку. Давно уж были оторваны медные пуговицы, эполеты, кинжал. Остались только винтовка да сабля, и то, лишь потому, что в обе вцепился руками. Неглупый прием — напускать женщин на войска, шашкой здесь не помашешь — слабый пол, все-таки. Опять действовала горская тактика.
— Все равно мы тебя увезем, — процедил Туманов, связывая татарину руки. — Ваши штучки с нами не пройдут. Сейчас только свистну, и верховые перетопчут копытами весь аул.
Драгуны и без того старались помочь товарищам. Однако, это было нелегко. Бабы, теснее сплотившись, вооружились палками и принялись с воплями отгонять коней. Те, боязливо фыркая, стали пятиться.
— Все равно заберем, — упрямо твердил командир. — Сейчас дам сигнал, и здесь будут еще два отряда.
Драгунские капитаны покуривали кабардинские трубочки, встретившись на границе постов.
— Что-то шумно в ауле, — сказал первый.
— Обычное дело, — повел плечами второй.
— С вашей стороны никто бежать не пытался?
— Нет, все спокойно.
— И у нас тишина.
Тотчас после этого заверения на улице послышался резвый топот копыт. Мимо светящихся окон, сломя голову, промчался черный всадник.
— Наш? — спросил первый капитан.
— Не похоже, — ответил второй. — Ерохин!
— Я, ваш бродь!
— Ну-ка, проверь.
— Понял, — хлестнул жеребца крепкий унтер.
Трое драгун стояли в секрете как раз на той улице, где мчался ретивый конник. Старший группы, собрав вокруг себя товарищей, усердно стучал кремнем, пытаясь раскурить носогрейку (что в подобных условиях категорически не дозволялось), и тут заслышал беспокойный топот.
— Ух ты, едренать, — к нам летит, — охнул он, убирая камни. Однако было уж поздно.
Беглец, приметив меж кустов искру, резко шарахнулся в сторону.
— На нас пошел! — воскликнул первый капитан.
— Возьмем его! — с готовностью ответил второй, вынимая пистолет.
Всадник, завидев следующую засаду, вновь повернул коня и устремился в поле. Драгуны сорвались с места.
— Я его достану! — крикнул Ерохин, обгоняя командиров.
— Не успеть, в лес уйдет, — ответил первый капитан, вскинув винтовку. — Не лезь под пулю…
Ружейный и пистолетный выстрелы прозвучали одновременно. Беглец, проскакав еще сажен 40, свалился с коня.
— Все равно увезем, — прошипел Туманов, подтолкнув татарина к седлу.
— Легче не будет, — возразил тот. — Клянусь, ничего не знаю.
— Я клятвам не верю.
— Почему ко мне пришел? Пальцем ткнул — попал, да?
— То-то и оно, что не пальцем. Люди видели, как к тебе мюриды заезжали.
— Э, зачем так говоришь? Никто не мог видеть, потому что не было их у меня.
— В крепости разберемся.
Татарин на секунду задумался. Взгляд его вначале остановился на орущих женщинах, потом перекинулся на ближайшую саклю, от нее — дальше и ускакал в самый конец аула.
— Правда кто-то сказал или ты обманул?
— Может, еще имя назвать? — хмыкнул Илья Петрович.
— Нет, имя не надо, сам скажу.
— Интересно послушать.
— Соседский мальчишка! Больше некому. Только он на меня злобу имеет. С дочкой ему не разрешаю встречаться.
В душе Туманова зародилось определенное сомненье. Вполне вероятно, что все обстояло именно так, как говорил хозяин. Легкость, с которой юноша продал информацию первому встречному (пусть, и за коня), настораживала. Горцы, разумеется, были коварны, но в доверительные отношения вступали очень избранно, по крайней мере, с людьми, в верности которых не сомневались.
— Прошка, поди сюда!
— Слушаю, ваш бродь.
— Сейчас татарин укажет одну саклю, — прошептал он в самое ухо унтера, — а ты проверь, не живет ли в ней тот мальчишка, что сообщил тебе адрес.
— Понял. И, что дальше?
— Если он — вязать и в крепость.
— Ясно.
Туманов повернулся к горцу.
— Ну, показывай, где?
— Вон! — ткнул он пальцем в темный дом, стоявший поодаль.
— Ничего себе сосед?! — хмыкнул командир. — Это ж на другом конце аула.
— Все мы тут соседи, — философски изрек татарин.
Насилу продравшись через толпу, Прошка вскочил на жеребца.
— Двое со мной, остальным здесь помогать.
Группа взяла с места в карьер. Бабы заулюлюкали вслед, очевидно, полагая, что русские убегают.
В указанной сакле, в отличие от прочих, окна не горели. Драгуны спешились и, подступив к забору, осмотрелись.
— Не видать ни черта, — сказал Прошка, щуря глаза. — Весь кишлак гудит, а здесь покойно, как на кладбище. А ну, глянем.
Запрыгнув во двор, он решительно направился к двери. Она оказалась открытой. Внутри дома было темно и тихо.
— Тут человек лежит! — крикнул из-под навеса драгун.
— Живой? — спросил второй.
— Не знаю.
— Ткни его шашкой.
Товарищ не замедлил последовать совету.
— Не-а, не шевелится… Ух-ты, мать честная! У него, кажись, глотка перехвачена.
Прошка стоял в сакле, держа в руке зажженную спичку. Под ногами его лежала окровавленная татарка.
В конце концов, горца уложили на коня, и Алексей уж вставил ногу в стремя. Но тут одна из женщин схватила маштачка под уздцы. То ли сделала она это слишком грубо, то ли, напротив, мягко — так или иначе, Леденцу сие не понравилось. Встряхнув головой, как собака после воды, он с громким ржаньем взвился в свечку. Горец кулем свалился на землю, Алексей едва успел отскочить в сторону. Бабы подались назад. Драгуны вздохнули. А маштак, видимо, решив не останавливаться на достигнутом, начал брыкаться, что есть мочи. Татарки рассыпались кругом, образовав подобие манежа. Конь пустился по нему, вскидывая копыта выше головы. Женщины принялись тыкать его палками, но тяжелые подковы ломали их как щепки.
— А!? — восторженно вскрикнул Туманов. — Что я тебе говорил: джигитовать еще на нем будешь!