Но с приходом перестройки, совпавшем с почётным увольнением подполковника Ольшанского из армии и окончательным возвращением в родной Ленинград, все изменилось. Пенсии едва хватало на скромное существование, и к началу девяностых единственной радостью бывшего путешественника стала ловля в городской черте родного города, с набережной многочисленных каналов и речушек – притоков великой Невы.
Все тёплое время года Николай Фёдорович, вызывая живой и неподдельный интерес иностранных туристов, косяками шатающихся возле Спаса-на-Крови и щёлкающих фототехникой, почти ежедневно стоял в гордом одиночестве с удочкой в руках у гранитного парапета, неподалёку от всемирно известного историко-архитектурного шедевра.
Он ловил непонятно каким образом выживших и приспособившихся к ядовитой свинцово-серой водичке канала Грибоедова мелких плотвичек, окуньков и уклеек. Причём выбрал для этого дела На удивление странное место – рядом с расположенной на отвесной гранитной стене набережной огромной трубой канализационного стока, откуда постоянно и круглосуточно выплывала в канал грязная муть.
Есть пойманную рыбку, живущую здесь вопреки всем мыслимым и немыслимым законам природы, Ольшанский не рисковал. Поэтому после каждой подсечки аккуратно снимал пучеглазую мелочь с крючка и отпускал обратно в медленно текущую мутную водицу, по поверхности которой то и дело проплывали презервативы, окурки, обрывки газет, пустые банки из-под лимонада и прочий непотопляемый хлам большого города.
… В тот день уровень воды в канале упал на добрый метр, почти полностью обнажив торчащую из стены канализационную трубу. Ожидать клёва после резкого падения уровня воды было делом гиблым, но более интересного занятия, чем рыбалка, отставной подполковник для себя не мыслил.
С самого утра он уже находился на своём излюбленном месте, не спеша потягивая папироску и, как обычно, служа объектом интереса со стороны иностранцев. На сей раз это были южные корейцы, которые в сопровождении гида-переводчика облепили ограждение грязного канала. Узкоглазые бурно обсуждали – сумеет ли странный русский мужик выловить из этого водного апокалипсиса хоть что-то живое.
И поклёвка состоялась. Она была встречена азиатами бурной овацией, вспышками фотоаппаратов и жужжанием видеокамер.
– Да ладно вам, обычное, в общем, дело-то, – отмахивался рыболов от дружеских похлопываний по спине. – А вот это – гран мерси, господин-товарищ-барин! – уже более эмоционально заметил Ольшанский, получив в качестве сувенира от маленького толстого интуриста авторучку с плавающим внутри в масляной жидкости ушастым Микки Маусом. – Внучке пригодится. Хотя, конечно, лучше бы деньгами…
Зажав под мышкой удилище, одной рукой держа трепыхающегося окунька размером со спичечный коробок, другой Ольшанский попробовал засунуть в нагрудный карман потёртого пиджачка полученную от благодарных зрителей штуковину. И тут проворный колючий мутант, долбанув хвостом и сделав отчаянное движение туловищем, больно уколол Николая Фёдоровича в ладонь, заставив её непроизвольно разжаться, и, сиганув в воду, был таков.
Весело загалдев, сразу несколько туристов перегнулись через ограждение канала, провожая взглядами вернувшуюся в родную стихию шуструю рыбину… И вдруг один из них, громко, пронзительно закричав, стал тыкать пальцем куда-то вниз.
Перегнувшись через ограждение канала, Ольшанский увидел ужасную, поражающую своей нереальностью картину – из канализационной трубы торчала самая настоящая человеческая рука! Более того, на пальцах глазастый подполковник заметил накрашенные красным лаком ноготки!
– Мать честная, мёртвая девка!.. – ахнул рыбак и быстро огляделся по сторонам. Нашёл лихорадочным взглядом почти постоянно дежурившую возле Спаса милицейскую машину «форд» и, бросив на тротуар удочку, бегом помчался сообщать пэпээсникам об ужасной находке.
Менее чем через полчаса обнажённую, израненную и истекающую кровью девушку при помощи подоспевшего милицейского катера вытащили из трубы. А прибывшая на место трагедии в машине «скорой помощи» бригада врачей, к немалому своему удивлению и радости подпрыгнувшего при этом известии Ольшанского, обнаружила, что девушка до сих пор жива, хоть и находится в коме, буквально на волоске от смерти. Ещё несколько минут, и её было бы уже не вернуть…
Спасённую Иру прикрыли белой простыней и, аккуратно положив на носилки, торопливо погрузили в микроавтобус, который, включив проблесковый маячок, резко сорвался с места и, оглашая окрестности громким воем сирены, взял курс на военный госпиталь.
Я вытащил из кармана брюк пистолет и положил его рядом с собой на сиденье. После того как «мерседес» проскочил очередной поворот, я наконец увидел вихляющие и буксующие в грязи «Жигули». Нас разделяло не больше тридцати метров, и такой расклад придал мне дополнительную уверенность в успехе.
Когда грунтовка закончилась и, свернув в сторону Питера, профессорская машина выскочила на шоссе, я протянул руку и взял пистолет.
Расстояние между нами стремительно сокращалось, и вот я уже поравнялся с «семёркой», зайдя от неё слева, и, недвусмысленно помахивая зажатой в руке «береттой», приказал беглецу остановиться.
Однако в ответ Профессор только неслышно для меня выругался, что я определил по губам, и попробовал прибавить газу. Но он прекрасно отдавал себе отчёт, что уйти на советской таратайке от подержанного, но все же «мерседеса» нереально.
Однако я рано расслабился. Когда я обошёл «семёрку» и ударил по тормозам, она уже разворачивалась в противоположную сторону. Я слишком поздно сориентировался, в результате чего Профессор смог опять уйти в отрыв.
Рисковать больше не имело смысла, и я решился.
Догнал «семёрку», опустил боковое стекло и выстрелил сначала в задний, а потом, когда машина Профессора стала болтаться на дороге, словно ялик во время шторма, в передний левый баллон.
«Жигули» съехали на обочину, круто уходящую под откос, и на скорости около ста двадцати километров в час врезались в ствол вековой сосны.
Раздался чудовищный грохот превращающегося в металлолом автомобиля, звон разбитого лобового стекла, а затем, чего я вообще не ожидал, в небо взметнулся ярко-оранжевый огненный факел, моментально поглотивший бесформенную груду железа вместе с размазанным по дереву Профессором.
Вышло не совсем так, как я хотел. Идея заставить беглеца остановиться не удалась. Но изменить что-либо было уже не под силу даже самому господу богу.
Я, проехав несколько сот метров вперёд от места аварии, развернулся и, не сбавляя оборотов, помчался к чудом уцелевшему Хаммеру.
Я нашёл его в точно таком же положении – лежащим возле продолжающей работать пилорамы, но на сей раз мой приятель не только мог открывать и закрывать глаза, но и прошептал мне на ухо несколько более-менее отчётливых слов. В результате я обнаружил одного быка со свёрнутой набок шеей, а второго – с воткнутым в грудь ножом-выкидушкой. Выяснил, что Хаммер времени даром не терял и теперь на нас двоих висели уже четверо бандитов и авторитет по кличке Профессор.