Он наклонился, разорвал одну из брючин Славгородского в районе бедра, на мгновение задержал в воздухе готовую к внедрению иглу, с интересом свихнувшегося патологоанатома посмотрел в затуманенные зрачки Григория Романовича и тихо спросил:
— А почему не интересуетесь, какое именно лекарство прописал вам доктор? Вам все равно? И правильно, голубчик, очень правильно! Пациент должен быть послушным, ведь доктор всегда желает ему только добра! — с этими словами Прохоров вонзил шприц в исполосованную отвратительными шрамами ногу профессора.
Медленно, с наслаждением, надавил на поршень. Выдернул иглу и отшвырнул шприц в кучу сваленного в углу боцманской подсобки хлама. Не отрывая взгляда, наблюдал, как через три секунды глаза Славгородского увлажнились, заблестели. Осторожно, чтобы не вырвать скомканный в глотке язык, вытащил изо рта профессора оранжевое махровое полотенце. Славгородский закашлялся, пустил обильную слюну, затем вдруг зарычал, словно в него вселился дух бенгальского тигра, и взглядом преданного животного посмотрел на сидящего на мотке капронового каната Прохорова.
— Как себя чувствуете, Григорий Романович? — спросил Прохоров, доставая из кармана небольшой блокнот в кожаном переплете и шариковую авторучку. — Можете говорить?
— Да, могу, — покорно кивнул Славгородский. Его безумные зрачки, как привязанные, уставились прямо перед собой. Они смотрели на Прохорова, но не видели его.
— Хорошо. Для начала ответьте, где сейчас находится дискета с программой кодировки на самоликвидацию?
— Она… Она… в сейфе. — Славгородский говорил настолько тихо, что Вадиму приходилось напрягать слух.
— Конкретней, пожалуйста. В каком сейфе? Где? — Прохоров открыл блокнот и приготовился записывать.
— В каюте капитана. Здесь.
— Шифр знаете?
— GWS, поворот ручки направо до щелчка, SXM, поворот налево до щелчка, затем цифры — 997034. Ключ не нужен.
— Хорошо, очень хорошо. Дальше. Как активизировать самоликвидатор бункера в «Золотом ручье».
— Работает от пейджингового сигнала. Нужно позвонить на станцию, сказать номер абонента и комбинацию из восемнадцати цифр и букв. Через пять минут после активации взрывного устройства оно срабатывает. Отключить его можно сигналом-блокиратором, тоже от пейджинговой связи.
— Вы знаете обе комбинации? Кто ещё их знает?
— Знают двое, я и начальник четвертого отдела СБ. Абонент 47033. Комбинация на активацию следующая — DD 455 001 WJ 832 FG 999. На блокировку — то же самое, но в обратном порядке.
— Отлично! — Прохоров торопливо записывал в блокнот строку за строкой. — Едем дальше… Кодовые сигналы, которые должны получить ваши бывшие пациенты, чтобы покончить жизнь самоубийством. Назовите фамилии. Начнем с Горбатого…
И Вадим Витальевич снова взялся за ручку. Ровные ряды строчек медленно, но верно покрывали одну за другой чистые страницы блокнота. Прохоров то и дело поглядывал на наручные электронные часы, на которых включил секундомер сразу же после извлечения иглы из бедра Славгородского. До отметки критического времени оставалось три с половиной минуты…
Вадим закончил писать, когда импровизированная стрелка из жидких кристаллов завершала шестой круг по циферблату. Профессор заметно сдал, речь его становилась все медлительнее, слова — бессвязнее, глаза — тусклее. Прохоров положил блокнот в карман, облокотился о колено, подперев щеку ладонью, и с любопытством наблюдал за превращением разумного человеческого существа в глупое бестолковое создание, способное только есть, спать и нести всякую околесицу. По крайней мере, именно о таких последствиях применения скополамина его предупреждал связник.
Неожиданно взгляд новоявленного инквизитора снова упал на исчерченную шрамами ногу Славгородского.
— Профессор, что у вас с ногами? Откуда такие отвратительные рубцы?
Григорий Романович медленно поднял взгляд на Прохорова, несколько долгих секунд вникал в смысл вопроса, а потом противным гортанным голосом ответил, с трудом соединяя слова в логическую цепочку.
— Ноги… Они всё ещё болят… Дети… мёртвые дети…
— Что вы такое несете, какие мертвые?! — раздражённо спросил Вадим Витальевич. — Говорите яснее! Что у вас с ногами?
— Это авария… автомобиль… Тридцать лет назад… Я был пьян… Мёртвые дети… Я убил их… Они стояли у стены дома, в которую я врезался… Ужас…
— Вы их раздавили?! Да как же вас не расстреляли сразу после этого?! В те-то годы!..
Но Славгородский уже не слышал Вадима Витальевича. Изо рта у него снова хлынула слюна, тело задрожало, связанные руки несколько раз дернулись, а потом ослабли. Григорий Романович потерял сознание. Очнувшись, профессор не сможет вспомнить, кто он, как его зовут и что он здесь делает.
Прохоров переложил пистолет в правую руку и направил ствол прямо в затылок сжавшемуся в позе эмбриона Славгородскому.
— Так ты, голубчик, убийца! — процедил он сквозь зубы. — Удивил меня, честное слово! Интересно было бы узнать, кто тебя от «вышки» отмазал. Да, видно, не судьба… И хоть ты не заслужил, я тебе помогу. Пусть твоя душа скажет мне спасибо, что освобождаю её из тела психически больного старика.
Глухого звука выстрела никто не услышал. Серое вещество, брызнувшее во все стороны, медленно стекало по грязным стенкам боцманской подсобки, оставляя на них мокрый водянистый след. Прохоров смачно выругался, отряхнул с одежды капли профессорских мозгов и быстро вышел в коридор.
Когда он поднялся на капитанский мостик, на горизонте уже показался силуэт роскошной океанской яхты, носившей красивое имя «Орион». Захваченный тремя бандитами «Пеликан» со скоростью пятнадцать узлов шёл ей навстречу. Спустя тридцать минут суда пришвартовались друг к другу, перекинули через борта трап, и восемь вооруженных боевиков тотчас оказались на палубе военного научно-исследовательского корабля. Кроме установки взрывчатки в трюме и спешного демонтажа дорогостоящего оборудования работы у них не нашлось. Через четверть часа боевики вернулись на яхту вместе с тремя людьми из команды «Пеликана», отдали концы, убрали трап и отчалили.
Прохоров стоял у кормовых лееров «Ориона», нервно курил, стряхивая в воду пепел, и ежесекундно поглядывал на отдаляющийся «Пеликан». Там оставалась не только некогда любимая им Наташа, но и все его тридцать с лишним лет, прожитые на грешной земле. Прежний Вадим Витальевич Прохоров остался где-то далеко в прошлом. Новый, с неясной судьбой и тягостными душевными терзаниями, стоял сейчас, оперевшись на борт дорогой белоснежной яхты, стремительно летящей по голубой поверхности океана, и не знал, радоваться ему или плакать.
Из такого состояния Прохорова вырвал лишь последовавший через несколько минут взрыв, адским пламенем взметнувшийся около самой линии горизонта, а потом, когда звуковая волна преодолела отделяющие яхту от «Пеликана» две с половиной мили, Вадиму даже показалось, что он отчетливо услышал донесшийся до него сквозь грохот разорвавшихся десятков пластиковых мин последний предсмертный крик Наташи…