Мы молча отдали оба «стечкина».
— Поедете с нами, — буркнул, разворачиваясь, второй и жестом приказал омоновцам приступать к выполнению своих обязанностей.
Нас быстро обыскали, у дока забрали саквояж с лекарствами, у меня — спутниковый телефон «Но-киа» и приклеенную к груди компактную видеокассету. Деньги и кредитные карточки «Виза-голд» оставили. Это было хорошим знаком, и я несколько приободрился. Значит, не посадят в камеру «для выяснения формальностей», а, как и предупреждал Саблин, сразу отведут к Самому. Только вот кто он, этот Сам?
— Когда мы будем в Москве? — спросил я, ощутив прикоснувшуюся к запястьям холодную сталь и услышав за спиной щелчок закрывающегося замка наручников.
«Подполковник» обернулся, внимательно посмотрел мне в лицо, мысленно взвешивая, стоит ли отвечать на вопрос, а потом довольно небрежно сказал:
— Через пять часов. В одиннадцать тридцать вас ждёт заместитель директора СБ. Подумайте, о чём будете ему говорить.
Рядом с будкой пограничников стояли две черные «Волги», милицейский «уазик» и бежевый микроавтобус «Латвия». Нас с доком посадили на задние сиденья легковушек, подперли с боков — вероятно, чтобы мы не упали по дороге — двумя плечистыми парнями в черных беретах, и кортеж тронулся в путь. В одной машине со мной ехал генерал Шестаков. Сначала он молча смотрел на проносящиеся мимо деревья и выкошенные поля, а потом все-таки не выдержал и обернулся.
— Значит, это вы тогда сбежали из «Золотого ручья» на вертолете вместе с генералом Крамским? — Глаза у него блестели, словно он только что засадил сотку-другую.
— Не сбежал, а выполнял приказание старшего по званию, — мне не очень хотелось отвечать на столь бестактно поставленный вопрос, но в душе я уже приготовился к тому, что именно таким образом, а не иначе, со мной и будут обращаться в ближайшие дни. — Я знал, что спасаю секретную информацию, хранящуюся на дискете.
— Которая на поверку оказалась «липовой», так? Знаю, знаю… И про похороны с посмертным присвоением звания подполковника, и про дом в Юрмале, и ещё кое-что!..
Вероятно, я действительно выглядел удивленным, потому что Шестаков несколько раз кивнул головой, как бы в подтверждение без труда читающегося на моем лице немого вопроса.
— Думаете, в бирюльки играем? Не нужно так думать. Мы работаем! Правда, не всегда так, как хотелось бы. Информации — море, а вот реализовать количество в качество… С этим проблема. — Шестаков вздохнул и отвернулся.
Когда я через некоторое время пожаловался на затекшие руки, мне застегнули наручники спереди, но все же не сняли. И генерал, и бойцы ОМОНа прекрасно понимали — я не стану делать глупости, если сам попросил о встрече со спецслужбами. Но существовала инструкция. Поэтому всю дорогу до Москвы мне пришлось провести в «браслетах». Я сидел и думал о «вскользь» сказанных Шестаковым словах насчет дома в Юрмале. Выходит, меня рассекретили уже давно, а я даже не догадывался об этом. Но почему тогда не взяли?
А что, если в одном из просторных кабинетов на Лубянке я неожиданно встречусь лицом к лицу с господином Персиковым, который посмеется от души над таким идиотом, как я, а потом… Потом меня либо подведут под «вышку» на «честном» судебном процессе, либо я пополню число сотен тысяч «без вести пропавших» граждан. Как говорил кто-то из моих знакомых: «А счастье было так близко, так возможно…»
Я снова вспомнил о том, что в Пярну никто так и не подошел к телефону, и чуть не завыл от злости и отчаяния. Неужели все зря?! Нет, нет и ещё раз — нет! Такого просто не может быть!
Дорога до Москвы пролетела довольно быстро. За эти несколько часов я столько всего передумал, прокрутил в голове столько различных вариантов развития ситуации, что в конце концов почувствовал невыносимую головную боль, а глаза у меня, как бывает при длительной работе за компьютером, стали слезиться. Мой мозг уже отказывался просчитывать возможные ситуации, но я настойчиво и планомерно продолжал его насиловать. Я просто не мог не думать о том, что ждет меня в самое ближайшее время.
Тем временем мы миновали центральную часть столицы и по небольшой односторонней дороге внедрялись куда-то в глубь старых районов с построенными еще при царе Горохе домишками. Наконец колонна из двух «Волг», милицейского «уазика» и микроавтобуса свернула в просторный глухой двор и остановилась.
Ребята из ОМОНа вытянули меня из машины и повели к выкрашенной серой краской металлической двери. Затем один из них нажал на расположенный возле неё звонок, и минуты через две нас впустили внутрь. Я сразу же вспомнил проверку на вшивость, учиненную мне Персиковым. Ни тогда, ни сейчас помещения не отличались особым шармом, а просто и бесстрастно свидетельствовали каждому вошедшему, куда именно занесла его судьба…
Я насчитал не менее восьми камер, пока меня быстро вели вперед по длинному, на удивление ярко освещенному коридору куда-то в его дальний конец. Там оказалась ещё одна железная дверь, пройдя через которую, мы очутились на уходящей вверх лестнице.
Мы поднялись на третий, последний, этаж дома и вошли в еще один коридор, но уже с мягкой и чистой ковровой дорожкой под ногами, одинаковыми, как близнецы, лакированными дверьми и расставленными возле широких окон декоративными пальмами в деревянных кадках. Потом один из бойцов легонько толкнул меня автоматом в бок, второй открыл находящуюся слева дверь, и я очутился в просторной комнате. Взглянув на сидящего за массивным письменным столом человека в форме, я невольно сглотнул слюну. Это был сам директор ФСБ, генерал-полковник Старков.
Он поднял на меня взгляд, махнул рукой в сторону ближайшего к нему стула и снова обратился к разложенным на столе документам. Я пересек кабинет и сел, внимательно глядя за периодически поднимающимися и опускающимися бровями Старкова, которого, безусловно, очень занимала находящаяся в документах информация. Но вот он, наконец, отодвинул в сторону последний лист бумаги и пристально посмотрел на меня, как бы пытаясь составить впечатление о человеке, с которым предстоит длинная и серьезная беседа.
На это ему понадобилось не больше двух секунд. Потом генерал откинулся на широкую спинку черного кожаного кресла, скрестил на груди руки и сказал, не тратя драгоценное время на ненужные приветствия:
— Итак, Валерий Николаевич, я вас слушаю. Расскажите мне всё с того самого момента, как Крамской попросил вас воспользоваться вертолётом для спасения от «мятежников» секретной информации государственной важности. Ведь так оно и было?
— Так точно.
— Хорошо. Тогда, пожалуйста, начните с этого момента и вспомните все, вплоть до минуты, когда вы встретились с нашими людьми. — Старков заметил, что я то и дело кидаю жадные взгляды на лежащую на столе пачку сигарет и, встретившись со мной глазами, кивнул.
Когда легкий, чуть пьянящий никотиновый дым в третий раз окутал мои легкие, я перевел взгляд на широкое, выходящее внутрь двора окно с успокаивающими нервы зелеными шторами, несколько секунд понаблюдал за проплывающими по хмурому утреннему небу облаками, а потом, ещё раз глубоко затянувшись, начал свой рассказ…