– Еду, надо полагать, сам себе тоже не готовит. И полы веником не метет…
– Разумеется, – улыбнулся Сомов. – Не только повар – даже личная охрана есть. Вон там, глянь-ка, с левого торца, козырек видишь? Это, братец, ресторация. «Подкова» называется. Исправно открывает двери каждый божий день в пятнадцать часов и работает до полуночи. Официально. Для своих – круглосуточно. Только вот гатчинские жители, кто побогаче, не слишком сей подвальчик жалуют. А попав туда случайно, по недомыслию, спешат как можно быстрее удалиться. Потому как атмосфера там особая, густая. И публика собирается хоть и вполне чистая, но весьма специфическая.
– А как же милиция? – негромко поинтересовался Корсак. Ему казалось, что ответ он уже знает. И Ярослав не ошибся.
– Ветер всегда остается верен своим привычкам. Переехав в эти края, сразу же выбрал своей вотчиной не Ленинград, а именно маленькую Гатчину. Тихое, милейшее глазу и сердцу место. Природа опять-таки. Чистый пруд с рыбкой. Река Ижора рядышком. Не так сыро и ветрено, как в Петродворце. Недаром именно Гатчину в свое время облюбовал изнеженный царский отпрыск. До Ленинграда – всего час езды. Ты пойми: держать под контролем криминальный мир городка с населением в несколько десятков тысяч гораздо легче, чем хотя бы один район большого города. Впрочем… в Питере Ветра тоже знают. И с ним считаются.
– Насколько я тебя понял, главный легавый тоже в друзьях у Ветра?
– В друзьях – не в друзьях, – пожал плечами Леонид Иванович, – мастью не вышел. И рожей лица. Но проблем, по крайней мере, банде не создает. За это Ветер благодарит гражданина начальника, как может. В ресторане кормит, денежек на шоколад подкидывает, в номере-люкс изредка ночевать позволяет. С девочками. Всем хорошо, все довольны. Благодать. Словно не тридцать седьмой на дворе, а пятнадцатый. В Ленинграде кипят страсти, а тут – тихое болото. Для своих.
– Тут у него еще и бордель в придачу? – глухо спросил Корсак, с интересом разглядывая ту часть дома, где должны были находиться обозначенные Иванычем развратные альковы.
– Бордель, Славик, это когда на застиранных простынях с клопами, всем кому не лень, за рубль двадцать и с вошками в придачу. – Сомов положил ему руку на плечо. – А когда девушки образованные, чистенькие, милые, скромные, с которыми умному человеку и шампанского на брудершафт выпить можно, и поговорить о высоких материях, и в постели удовольствие получить, как в садах Эдема, и при всем этом быть на сто процентов уверенным, что утром будешь столь же здоровым, как и накануне, это уже не бордель. А культурное пролетарско-комсомольское общество «Заря коммунизма». Именно за этой конторой числится постоянная бронь на левое крыло дома. И на два соседних номера, включая люкс. Теперь понял?
– Веселое кино, – сказал Корсак. – В подвале – кабак, на этажах – гостиница, в одном из номеров которой живет авторитетный вор, а слева – бордель для избранных. Цирк.
– Может, ты и прав. А-а!.. Вот и Иванушка пожаловал. – Сомов кивнул на появившегося из-за угла рослого детину, прямиком направившегося к ним. – Стало быть, заметили нас.
– Вы знакомы?
– В смысле? – оглянулся профессор.
– Ну, ты назвал его по имени.
– А, вот ты о чем, – ухмыльнулся Сомов. – Нет, я, как и ты, вижу эту жирную обезьяну в первый раз. Это феня, воровской жаргон. На языке урок и воров раньше иванами звали особо уважаемых и авторитетных в криминальном мире личностей. А сейчас – странное дело – все больше кличут безмозглых, здоровенных бандитов, ходящих в услужении у авторитетов. Особо амбалистых даже обзывают Полтора Ивана… Не слыхал? Ты, кстати, мову ихнюю воровскую запоминай. Если что неясно – спрашивай тихонько, я переведу. В жизни пригодится, уж поверь мне.
– Тогда начну изучать сегодня же. В качестве второго родного языка.
– А что ты ухмыляешься? Так и есть. Русский и воровская феня. Плоть от плоти – языки родных осин…
Вышедший навстречу гостям с черного хода громила – лохматый, с квадратной челюстью, глубоко посаженными глазками и длинными, как у орангутанга, ручищами – тем временем пересек площадку и остановился в двух шагах от Сомова и Славы. С явным интересом скользнул взглядом по влажному от дождя, сверкающему хромом заграничному красавцу-мотоциклу, затем посмотрел на Леонида Ивановича и коротко сказал:
– Папа вас ждет. Ступайте за мной.
– Как тебя зовут, любезный? Что-то мы раньше тут не встречались… – мгновенно взял инициативу в свои руки Ботаник.
– Егором. Я всего неделю как из Владивостока приехал.
– Земляк Сергеича, стало быть, – чуть ухмыльнулся Леонид Иванович. – Ну-ну. Ты вот что, голубчик. Иди на своих двоих. А мы следом прокатимся. Куда ставить лошадку свою, я и без тебя знаю. Не впервой.
– Как хотите, – буркнул, слегка набычившись, громила и направился обратно. – Только спровадить вас до папы я все одно должон. С этим строго, – бросил он на ходу через плечо.
– Садись, Слава. – Ботаник кивнул Корсаку на заднее сиденье. – В ногах правды нет.
Ударив по стартеру каблуком, скромный профессор ЛГУ запустил двигатель «БМВ», плавно тронул с места и, обогнув фонтан и ускорившего шаг Егора, нарочито медленно, с шиком покатил через площадку ко входу в ресторан, сразу за которым начинался огороженный забором задний двор гостиницы. Там размещался гараж.
Двери гаража оказались не заперты. А зачем? Вряд ли нашлись бы в Гатчине смельчаки, даже с сильного перепоя рискнувшие угнать или попортить стоящие здесь транспортные средства. Сомов загнал своего двухколесного коня в сухое, чистое и просторное стойло, где уже дремали два автомобиля, легковой и грузовой, формально принадлежащие гостинице, а фактически – ее, коронованному в Нерчинске, единственному постоянному жильцу. Сомов наскоро обтер мотоцикл извлеченной из седельной сумки чистой тряпицей, бросил на сиденье краги, оба дождевых плаща, тут же положил снятый Славой с плеч рюкзак с пистолетами и гранатами. Арсенал был пока без надобности. В гостях у Ветра им ничто не угрожает…
Выполняющий при воре обязанности охранника Иван, он же Егор, как раз к этому времени дошел до входа и сейчас ждал их возле двери. Пропустил вперед. Сомов не спрашивал дорогу – знал, где ждет его старый знакомый. Его названый брат.
Внутри особняк действительно еще частично сохранил остатки былой роскоши. Дубовая лестница. Медные перила и дверные ручки. На потолках – фигурная художественная лепнина. Двадцать лет назад здесь жили знатные господа. Сейчас, в тридцать седьмом, в период активного строительства социализма, здесь – ресторан, бордель, гостиница для иногородних работников Культпросвета и воровская хаза. Урки и их пахан пьют водку с солеными огурцами, курят дорогие сигареты «Тройка» и дешевые папиросы «Бокс», развлекаются со шлюхами в барских интерьерах и какают в тот же, что и бывшие хозяева, фарфоровый ватерклозет. При этом постоянно вдыхая воздух с витающими здесь запахами времени и власти, приторный и слегка пыльный, с едва уловимыми ароматами паркетного лака, ковров и старого дерева. Это казалось почти святотатством. Но это – реальность…