– Это плохой знак.
– В смысле?
– Когда Ветер шутит, – сказал Ботаник. – Я слишком хорошо изучил его характер. Проблемы у старика. Серьезные. И не только с кокаином… А тут мы, со своим кирпичом на шее. Здравствуйте, не ждали?
– Если так, может…
– Ерунда, – дернул щекой Сомов. Нарочито бодро потрепал Славу по волосам. – Прорвемся. У нас просто выхода другого нет, Слава. Разве что… к капитану Бересневу, в НКВД, с заранее намазанным зеленкой лбом. В этом адресе нас всегда ждут с распростертыми объятиями.
– Ну уж фиг. Лучше с ворами в «малине», чем у Береснева – у расстрельной стенки.
– Я о том же. Выше нос, юнга. Пиратский вояж за три океана только начинается. А акул и рифов не боится только дурак. Это нормально – бояться.
– Знаешь, Иваныч…
– Что?
– Мне кажется, что после всего, что случилось за последние сутки, я уже ничего не боюсь. Пусто в душе. Сгорело все.
– Это только кажется, Слава. Только кажется…
На этом диалог пришлось закончить – в кабинет вернулся Ветер. Вместо военно-полевой гимнастерки теперь на заметно с посерьезневшим лицом гатчинском воре были простенькие брюки и хлопковая рубашка. Сапоги остались. В грязно-желтых, как плохой янтарь, кривых зубах тлела папироса с длинной гильзой.
– Пойдем, Леон, закусим чем бог послал, – пригласил старик и первым покинул апартаменты, не спеша и не оборачиваясь, словно был один. Они спустились по лестнице в подвал, где находилась мощная железная дверь – «черный» вход в ресторан. У приоткрытой двери их уже дожидался громила Егор. Едва переступили порог, рядом с Ветром и его гостями, словно из ниоткуда, возник невысокий, лысоватый и сильно упитанный человечек, скороговоркой сообщивший, что холодные закуски уже поданы в отдельный кабинет хозяина, а горячее подоспеет минут через десять.
– Молодец, Ерема, – похвалил директора Ветер. – Много людей в зале?
– Наших только двое, – чуть понизив голос и покосившись на сопровождающих, буркнул толстяк. – Клещ и Тюря. Вас спрашивали.
– Успеется. Передай, сам подойду. Как только с делом управлюсь. Все?
– Все.
– Ну, ступай.
Комнатушка, куда вошли Ветер, Сомов и Слава, интерьером очень напоминала верхние этажи. Хотя ремонт в подвале под домом проводили уже явно после национализации особняка. Фигурная лепнина на потолке, тяжелая медная люстра, обтянутые зеленым шелком стены, картина с горным крымским пейзажем и стоящим на самом обрыве крохотным дворцом Ласточкино Гнездо, мягкий ковер под ногами и обитая дорогой тканью мягкая дубовая мебель с гнутыми ножками и спинками. На обильно накрытом круглом столе – серебряная посуда. И роскошная еда, какой выросший в весьма скромном достатке Слава отродясь не видел. Только сейчас, глядя на оранжевые апельсины и присыпанных зеленью аккуратно выложенных на блюде красных вареных раков гигантских размеров, Корсак понял, как сильно проголодался. Рот Славы мгновенно наполнился слюной, в желудке заурчало, забулькало, засосало.
– Садитесь, гости дорогие. У меня без церемоний, по-простому, – кивнул вор.
– Ты не меняешься, Ветер, – улыбнулся, выдвигая стул и присаживаясь, Леонид Иваныч. – Все такой же скромный. И в жизни, и в еде. А как насчет закона? Разве вор не должен быть аскетом? – на правах названого брата шутливо подмигнул хозяину Сомов и принялся разливать по рюмкам водку из запотевшего графина. Встретив недоуменный взгляд Славы, чуть заметно опустил веки, мол, ничего. Так надо. Традиция. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Так что придется пить.
– Плевал я на воровской закон, – фыркнул мгновенно прищурившийся Ветер, брезгливо скривив губы. Было видно: задай этот вопрос кто угодно, кроме Ботаника, и реакция хозяина могла быть совершенно иной. Но Сомову, похоже, дозволялось в общении с Ветром если не все, то очень многое. – Я сам по себе. И буду жить так, как считаю нужным и удобным. А кто не согласен – пусть поцелует меня в задницу. Общество знает о моей позиции… И – ничего. Кишка тонка Ветра на правилку ставить. Так что поживем еще. Всем чертям на зло. Верно, Ярослав?
Старик криво улыбнулся и подмигнул сидящему напротив Корсаку. Слава предпочел едва заметно дернуть уголками губ и промолчать. А что тут ответишь? Разве вправе он обсуждать с уголовником, что хорошо, а что плохо в его мире? О жизни которого Слава ровным счетом ничего не знал. В отличие от вольготно развалившегося рядом сэнсэя.
– Ну что, люди добрые, – поднял рюмку Ветер. То же самое сделали Слава и Ботаник. – За встречу. – Вор одним махом выпил водочку и с аппетитом принялся за еду. Леонид Иванович снова наполнил стопки и, наложив закусок себе и Славе, тоже активно застучал вилкой по тарелке. Корсак понял: по принятой во время такого рода встреч традиции гости и хозяин вначале должны выпить и поесть. И лишь затем приступали к обсуждению дела, ради которого собрались. Уговаривать Славу «заморить червячка» не требовалось, и он жадно набросился на еду, стараясь не слишком торопливо жевать. Получалось с трудом. Особенно когда дело дошло до такого деликатеса, как говяжий язык в хрене, с дольками лимона.
– По второй? – первым отложив вилку и переведя дыхание, предложил Сомов. – Сергеич?
– Пора, – кивнул Ветер. – За что?
– За удачу, – сказал Леонид Иванович. – Мы – предполагаем, а Бог – располагает.
– В нашем деле удача никогда не мешает, – согласился вор. – Давай, брат.
Слава, стараясь не дышать, выпил рюмку последним, с невероятным трудом проглотив, буквально вдавив в себя колом застрявшую в горле, по вкусу похожую на раскаленный свинец, обжигающую язык водку. В голове сразу поплыл туман. По всему телу медленно растекалось приятное, расслабляющее тепло. На сердце – поразительно – хоть самую малость, но стало заметно легче. Он впервые в жизни понял, для чего люди пьют эту гадость. По крайней мере те из них, кто не страдает алкоголизмом. Чтобы обмануть мозг и сознание. Чтобы хоть на миг забыть свои проблемы и отдохнуть разумом. Отключиться. Видимо, так…
Когда Корсаку казалось, что его живот приобрел размеры футбольного мяча и он не сможет съесть больше ни кусочка, в дверь осторожно постучали. Вошел Ерема с подносом, на котором стояли три тарелки с жареной картошечкой с луком, мелко нарезанным салатом и огромными кусками источающего умопомрачительный аромат жареного отбивного мяса под томатным соусом…
Так что к разговору – точнее к пересказу всех имевших место злоключений – подобрались лишь через полчаса. Насытившись, Ветер отодвинул от себя тарелку, вытер губы салфеткой и сказал, вальяжно откинувшись на спинку стула:
– Вот теперь можно и покалякать, – и многозначительно воззрился на Сомова. Тот, в свою очередь, посмотрел на давно отложившего вилку Славу, кивнул ободряюще: «Давай, не робей».
После более чем сытного ужина, трех стопок водки и часового пребывания в покое и безопасности вспоминать и пересказывать произошедшее оказалось на удивление легко. Вначале Корсак в деталях рассказал вору о том, что случилось с мамой и с ним самим до приезда в Метелицу, к Сомову. Затем к монологу Славы подключился Леонид Иванович, как непосредственный участник встречи с группой захвата НКВД и разыгранного им спектакля. Когда Ботаник, не без скрытой гордости, рассказал «брату» о древнем способе ниндзя, при помощи которого Слава сумел спрятаться от Береснева и его бойцов, а также о том, как тот сумел незаметно для него самого выбраться из реки на берег и зайти сэнсэю со стороны спины, вор приподнял седые кустистые брови и окинул Корсака долгим, оценивающим взглядом. В котором было куда меньше снисходительности, чем в момент первой встречи. Ветер, исподволь наблюдавший за парнем на протяжении всего ужина, окончательно убедился: перед ним сидит не какой-нибудь шустрик, никчемный зубрила-студентик с амбициями, чье единственное достоинство – буквоедство и в свободное время тренировка мускулов и кулаков, чтобы при случае ломать людям кости и крошить зубы. Эка невидаль! Таких обломов и у него в кодле хватает. Нет, не так обстоит дело. К нему за помощью пришел настоящий молодой волк. В его жилах течет кровь зверя, а между лопатками – стальной хребет. Он еще молод и неопытен, однако этот быстро проходящий недостаток не помешал ему с достоинством вырваться из капкана, легко и непринужденно оставив позади четыре трупа. Потому что так было нужно. Но он – отнюдь не мясник. Он – мыслитель. Интеллектуал. Владеющий, как во время своего прошлого приезда обмолвился Сомов, двумя иностранными языками – немецким и китайским. Сила и ум. Редкое и полезное сочетание способностей для человека, полного физической и духовной силы.