— Готовы? — осмотрев навьюченных, словно мулы, соратников, осведомился Полонский.
В последнюю минуту пришлось заняться перегрузкой содержимого баулов. Всего их было семь, сейчас же в распоряжении Червонца находилось, в отличие от прежнего раза, всего пять носильщиков. А потому вес каждой клади увеличился на четверть. Полонский очень не хотел вскрывать содержимое и демонстрировать его жуликам, но выхода не было. И в те четверть часа, когда дрожащие от предвкушения добычи руки воришек перекладывали содержимое из двух мешков в остальные, он внимательно следил за каждым их жестом. Вор хорошо знал, как действует тусклый блеск золота и игривое сияние бриллиантов на людей со слабой психикой. В те мгновения, когда такие вещи оказываются у них в руках, им уже трудно с ними расстаться. И он, чтобы встряхивать сознание бандитов, постоянно одергивал их криками. Но даже эти понукания не могли погасить того сумасшедшего блеска в глазах, что освещал весь склеп.
«Матерь Божья… Богородица Пресвятая… Твою мать, это сколько же здесь свака!..»
И теперь, когда Полонский видел эти лица, перекошенные не столько от тяжести ноши, сколько от желания обладать всем этим без остатка, мысль о том, что убивать жуликов нужно сразу после того, как задача будет решена, утвердилась. Он видел перед собой не подельников, а свидетелей существования сокровищ. Не концессионеров, а соперников.
— Я как представлю, что эти полцентнера золота моими будут… — зажмурил единственный глаз Боря-боксер. От лихорадочного восторга он беспрестанно моргал в два раза чаще. — Ты исключительный «иван», дядя Альберт!..
— Называй меня просто — Червонец! — хищно улыбнулся Полонский, краем глаза осматривая окрестности. — Но это барахло, братва, вынести еще нужно!
— Своя ноша не тянет, — отозвался, поправив на своей спине груз, Глеб Курилка. Сейчас был тот редкий случай, когда в зубах его не было папиросы.
«Ублюдок, — мысленно прокричал в сердцах Червонец, — его ноша!.. Валить, валить сук мгновенно, едва придем к яме!..»
В пяти километрах от кладбища и в пятистах метрах от дороги, ведущей к северу Ленинграда, Червонец вырыл яму, достойную содержимого. Почти восемь часов он занимался в лесу тем, что уходил в землю все глубже и глубже, и, когда наконец стало ясно, что яма достаточно глубока для того, чтобы вместить его стоя, он сколотил из нарубленных молодых сосенок, которые практически не гниют в земле, настил и уложил его на дно. Ему еще трижды приходилось сколачивать тонкие, как слеги, стволы. Он положит на дно часть клада Святого, зароет и утрамбует. Следом, на яму, он уложит еще часть, накроет настилом и тоже закопает таким образом, чтобы казалось, что это дно. И только после этого он уложит остатки раритетов. Теперь, если кому-то взбредет в голову отыскать здесь сокровище, он выкопает лишь часть его. Уткнувшись в землю, он вряд ли станет искать ниже. Не исключено, что рыть будет следователь прокуратуры. Результат будет тем же. Случись так, что его «примут», он сумеет сдать часть сокровищ и договориться с властью. Хлипкий шанс, однако лучше иметь такой, нежели не иметь никакого вовсе. И потом, сдать понимающим толк в искусстве людям все сразу вряд ли получится. Ни у одного богатея в мире, даже у Генри Форда и его здравствующих детей, не найдется столько средств, чтобы выкупить экспонаты у Полонского за один расчет.
Он был слишком погружен в свои мысли, когда их «караван» приближался к забору кладбища. Именно поэтому не понял сразу, что означает эта зеленая ракета, взметнувшаяся в небо в нескольких десятках метрах от него в лесу.
— Что за чес?! — проорал, мгновенно сбросив мешок с плеч, Боря. — Я не понял!
Полонский, напротив, понял все. Понял, но объяснить не успел, потому что из леса, от восточной части кладбища, раздался голос, усиленный рупором:
— Альберт Полонский! Ваша банда окружена!
— Я не понял, пацаны! — заорал, стелясь по земле, Курилка. — Какая банда?! Бля, нас что, мусора окружили?! Я не понял! Нас окружили, что ли?!
— Полонский, — продолжал кто-то, — урезоньте своих людей! Я — заместитель начальника военной разведки СССР полковник Шелестов! Я и мои люди не имеют никакого отношения к милиции! Мне не нужно никакого приказа брать вас или уничтожать! Приказы здесь отдаю только я!
— Он! — заверещал Курилка, обращаясь к Боре и указывая крючковатым пальцем туда, откуда доносился голос. — Он отдает приказы! Они не из милиции! Боря, Боря, что такое военная разведка?! Боря, зачем здесь разведка эсэсэр?!
— Опустите на землю мешки, поднимите над головой оружие и выходите по одному за забор! Полонский, велите своим людям следовать моим распоряжениям!
Покусав губу, Червонец прикинул расстояние от себя до канавы. Выходило, что, в случае конкретного шухера, добраться до нее и утонуть в ней ему удастся.
— А если не велю? — крикнул, не поднимая головы, Червонец.
Через секунду, если таковая вообще успела истечь, в северной части леса за кладбищем раздался глухой выстрел, и с головы Бори-боксера слетела кепка.
Глядя, как опускается на землю тело с окровавленной головой, Полонский выслушал до конца рев Курилки и посмотрел на жуликов. Четверо оставшихся в живых воришек являли собой самую отвратительную картину, которую когда-либо ему доводилось лицезреть. Привлекая этих пятерых к работе в качестве переносчиков тяжестей, он не рассчитывал на то, что им придется вступить в бой. Но даже это не смогло подавить в нем отвращения, когда он увидел трусов, разглядывающих с открытыми ртами изуродованный череп Бори.
— Страшно, правда? — обратился он к ним, с невероятной болью в сердце рассматривая мешки с сокровищами. — Жить хотите?
Курилка качнул головой и улыбнулся. А вдруг правда позволят?
— Тогда так… Сейчас быстро вскакиваете и бегом — в разные стороны. В разные!.. Три… четыре!..
— Черт бы их побрал, — пробормотал Шелестов. — У них что, «стволов» нет?.. Что за догоняшки? Корнеева он не видел уже минут пятнадцать. Где находился капитан и на что он рассчитывал, полковнику доступно не было. Единственное, что успокаивало Шелестова, — это вера в капитана. За все то время, что он знал Ярослава, последний ни разу не дал повода усомниться в своем разуме и умении.
Первым в «обороте» оказался Глеб Курилка.
Стремглав промчавшись через кладбище, не замечая, что перепрыгивает через оградки не хуже арабского скакуна, он вылетел на южную сторону кладбища и таким же резвым прыжком взметнулся над забором. Удивительно, но факт: еще минуту назад его легкие, пораженные беспрерывным курением, хрипели и свистели. Он обливался потом и слушал стук собственного сердца, когда приходилось подниматься на пятый этаж. Но за те несколько минут, что он бежал по кладбищу, какой-то неведомый ранее внутренний резерв вдохнул в него силы, и он бежал, не замечая даже, что дышит легко и свободно.
Перемахнув несколько оградок, разметав землю на нескольких десятках могил, разорвав фуфайку и не остановившись нигде ни на мгновение, он, как заправский спринтер, взметнулся над оградой…