— А ты думал!
— С этим теперь что делать? — Устрялов взглянул на Олега.
— Для начала сними с него наручники, — посоветовал Кормухин.
— Не понял! — растерянно уставился на него Устрялов.
— Я говорю: наручники сними! — Кормухин чуть-чуть повысил голос. — Не видишь — человек страдает! Неудобно ему…
Устрялов позвал оперативников, и уже через пару секунд Олег, морщась от боли, растирал ноющие после железных тисков запястья.
— Ребята, оставьте нас на минутку, — попросил Кормухин своих оперов.
В комнате остались трое — Лютый, Кормухин и Устрялов. Кормухин закрыл дверь поплотнее.
— У нас на тебя ничего нет, к сожалению, — произнес он, обращаясь к Лютому. — Ни в салоне мерса, ни в багажнике не обнаружено следов твоего пребывания. А вокруг раскопа как будто стадо слонов летку-енку танцевало. Так что не было тебя на том бережку. Ты меня хорошо понял, афганец?
— Пахомыч? — вырвалось у Лютаева. — Где он? Что с ним?
— Жив-здоров, что ему сделается, — успокоил его Кормухин. — С ним все в порядке. Так вот, мне старик рассказал, что ты собираешься в Чечню. Понимаю, тебе война нужна. На чьей стороне воевать собрался?
— На нашей, на чьей же еще? — перешел на крик возмущенный Олег.
— Не ори, не в лесу находишься, — невозмутимо продолжал Кормухин. — На нашей — это правильно. Значится, так: восстановишься в армии…
— Как? Каким путем?
— Я помогу.
— Да у меня есть военный комиссар знакомый! — подал голос Устрялов. — Друг детства.
— А как же Оля? — Лютый даже не спросил, выдохнул из глубины души свою боль.
— Если захочет, сможет поехать с тобой. Тебя оформят в пятьдесят восьмую армию Северо-Кавказского военного округа. Кем? Командиры на месте решат. И вот еще… — Кормухин на секунду вышел в коридор и тут же вернулся. — Это тебе Пахомыч просил передать. — Он протянул Олегу дембельский альбом и паспорт. Пока останешься здесь, у Кристины. А завтра начнем оформление, медкомиссию пройдешь и прочую бумажную хренотень заполнишь.
— Из дома не выходи, — посоветовал Устрялов. — И девчонок не выпускай. Все понял?
Лютый на автомате утвердительно покачал головой, не спуская удивленных глаз с обоих офицеров.
— А почему вы мне помогаете? — недоверчиво спросил он. — Я вам что, родственник?
Устрялов с Кормухиным переглянулись и довольно расхохотались.
— Во-первых, в твою пользу сложились обстоятельства… Это, понимаешь, главное… — пустился в объяснения фээсбэшник и замолк: уж очень неубедительно прозвучали его слова.
Почувствовав это, Устрялов пришел ему на помощь.
— А во-вторых, — заметил он, — у подполковника Кормухина в Афгане брат погиб…
— Я знаю…
— Не перебивай! — прикрикнул на него Устрялов. — Так вот, у него там братишка голову сложил, а я сам воевал за речкой в ДШБ, когда ты еще сопливым пацаном на красноярском базаре у бабушек семечки тырил…
— В Афгане? Воевали? — удивился Лютый.
— В десантно-штурмовой бригаде под Кабулом. В первый год войны. Вот так, пацан, — серьезно посмотрел на него Устрялов. — Ты же знаешь, что десант своих не бросает?
— Знаю, — кивнул Лютый. — Это первый закон десантуры.
— Вот и мы не хотим бросать тебя на произвол судьбы. Так что, повоюй пока… Ты нужен стране.
Никакого пафоса не было в этих словах Устрялова. Фраза прозвучала как-то буднично и естественно — кто воевал, тот поймет.
— Кажется, я ни хера не понимаю в жизни… — смущенно и растерянно пробормотал Лютый: у него даже не было сил, чтобы встать со стула.
Кормухин вышел из комнаты в коридор и крикнул оперативникам, рассредоточенным по всей двухкомнатной квартире Кристины:
— Всем внимание! Работа закончена! Все поняли? Работа закончена! Все уходим! Уходим!
Сотрудники милиции и госбезопасности исчезли в одну секунду, не забыв закрыть за собой дверь.
— Олежка! — С громким криком в кухню ворвалась Ольга. — Олеженька! Любимый мой! Хороший мой! — Она бросилась на шею и покрыла его растерянное лицо горячими поцелуями. — Мой золотой! Как я боялась за тебя! Любимый…
И Кристина тоже пришла — из другой комнаты. Тихо встала на пороге и смотрела на влюбленных, ни слова ни говоря. Просто беззвучно плакала и… была счастлива за них обоих.
В черной БМВ, катившей по вечернему Красноярску, сидело только двое братков, но за ней следовал джип «чероки», до отказа набитый вооруженными бандитами.
— Не ссы, Шалый, — сказал водитель бумера, обращаясь к сидевшему рядом здоровому, похожему на борца-вольника, парню, — никуда этот крысенок от нас не денется.
— Да я и не ссу. Вот только вытащу его счас от этой сучки и порву как Тузик грелку, на хер!
— Не, блин, а че этой твари в квартире неделю не было?
— Да пряталась она где-то вместе с Лютым. А теперь, уроды, решили, что опасность миновала, что братва, блин, в натуре, забыла про их подляну.
— Косяков упороли видимо-невидимо, пидорюги, и думают, что все с рук сойдет!
— Блин, а кто нам ваще мазу дал, что этот Лютый со своей марухой, в натуре, вернулся к ней на хату?
— Не кипишуйся, братела! Надежный человек цинканул!
Черная БМВ остановилась возле дома Ольги. За ними тормознул и джип сопровождения. Братки в джипе — криминальная пехота, были настроены невесело. Все знали: сейчас им предстоит брать Лютого, который засветился на квартире своей подруги Ольги, отбитой им у Быкалова.
В том, что босса на тот свет отправил именно Лютаев, никто из бандитов уже не сомневался. И по Красноярску в криминальной среде поползли слухи о нечеловеческих бойцовских способностях Лютого. Брать такого зверя было крайне опасно. Это не ларечников бомбить и не из цеховиков утюгом купюры выпаривать. Всем жить хотелось. А Лютый все по тем же слухам и боли не боится, и пуля его не берет. Такой голову отвернет и не заметит.
Двое в БМВ одновременно тяжело вздохнули. Шалый включил портативную рацию и связался с людьми в джипе.
— Пацаны! Приготовились! Выходим по моей команде. Счас эту суку рвать будем, в натуре, блин… У самих-то очко не играет?
— Все нормально… — ответили ему из джипа.
Но ответили как-то уж больно неуверенно. Обе машины стояли метрах в двадцати от подъезда Ольги.
И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Из-за угла дома с бешеным ревом моторов и воем сирен выскочили два автобуса с милицейской раскраской. Они тормознули у самого подъезда, двери их раскрылись и омоновцы рванули в подъезд, около которого возникли неизвестно откуда взявшиеся двое штатских с казенными лицами.