Муж пред Бельским, а не беспомощный сосунок. Мыслящий, понимающий все происходящее вокруг него, беда только в том, что знает царевич далеко не все, что ему надлежало бы знать. Его питают лишь выгодными Юрию Мнишеку сведениями.
Не перебивая, слушал рассуждения Дмитрия Ивановича Богдан, все более и более восхищаясь разумностью юноши, гибкостью ума, вместе с тем ужасаясь его доверчивости. Он полностью и, похоже, бесповоротно подпал под влияние воеводы Мнишека, под влияние папского нунция Рангони, который буквально оплел еще не искушенного в интригах царевича мягкой, но невероятно прочной паутиной.
Когда Дмитрий Иванович закончил свои рассуждения, вернее, оправдания за обиду, нанесенную опекуну, спасшему ему жизнь, Богдан, вздохнув, заговорил:
— Много толкового в твоих оценках, в твоих выводах, но, увы, все — однобоко. Повторяю: Мнишек поддерживал и поддерживает тебя, имея цель избавиться от полного разорения и от суда над ним. Этого ты ни на минуту не упускай из вида. Продолжая вести себя, как и прежде, играй с Мнишеком по-своему. Веди с ним дело так, чтобы, когда восстановишь законное право на престол, ты без труда мог бы отменить то, что для тебя в Руси невыгодно. Запомни еще одно, твердо запомни: никаких нунций, никаких папских епископов русское духовенство не примет. Ни за что. А они имеют большое влияние на власть придержащих. Они не расстанутся со своими привилегиями. Они пойдут на все. Даже на смену династии. Вот это — главное. А теперь кое-что для твоего сведения. Чтобы знал ты больше правды, чем отмеряют тебе сандомирский воевода и иже с ним. Представленные свидетели Мнишека и даже Сапеги не вполне бы убедили Сигизмунда Третьего в законности твоих прав на российский престол. Благодари воеводу Хлопка, дворянина Григория Митькова, с которым я прибыл и которого намерен оставить при тебе как свое око, а ты не отдаляй его от себя; благодари твоего деда по матери Федора Федоровича и твоего дядю Афанасия Нагих, отыскавших вместе со мной мастера, изготовившего для твоей матери нательный крест, сумевших переправить его в Польшу и представить королю. Нагие, Хлопко, Митьков разыскали всех пятерых братьев Хрипуновых и Истомина, служивших тебе в Угличе, а затем сосланных в Сибирь. Они общими усилиями пособили им бежать в Литву. Вот каким свидетельствам поверил Сигизмунд.
— Мне об этом никто ничего не рассказывал.
— Без выгоды Мнишеку, вот и умалчивал. Мотай на ус.
— Да, есть над чем поразмышлять.
— Конечно. Но я еще не закончил наставления. Послушай, наберись терпения, мой будущий государь. Откажись от помолвки с Мариной Мнишек. Да, она хороша собой и, как я понял, люба тебе. Но разве Россия бедна красавицами?
— Нет, боярин, с Мариной не порву. Ты сказал: хороша собой. Но это не та похвала, какой достойна Марина. Стан ее?! Ты видел? Что можно найти совершенней этого творения Божьего? А очи? Они манят, они обещают блаженство на веки вечные. А какие мягкие и пышные волосы? Нет-нет, я лучше откажусь от царства, чем от моей невесты. Да я уже подписал брачный контракт.
— Глупец. Нужен ты ей без Российской короны. Она нежна с тобой по воле отца своего, нарисовавшего ей заманчивую жизнь русской царицы, обольщенная богатейшим приданым, какое получит она от мужа-царя вместе с короной царицы. Она безмерно любит красавца-шляхтича, к которому благоволит канцлер Сапега и помолвка с которым уже приближалась, и только появление царевича, видом, воспитанностью и умением приласкать очень уступающего шляхтичу, все же расстроило решенное вроде бы дело.
Марина, верно, не вдруг уступила отцу, она сопротивлялась упрямо и довольно долго, но смутил ее брачный контракт, подписанный отцом и царевичем Дмитрием. Контракт ее ни к чему не обязывал. Помолвка помолвкой, а свадьба только после воцарения жениха на Российском престоле. А жених? В контракте так и записано: «А не женюсь — проклятство на себя даю». Эта клятва на нее очень повлияла, тем более, что к ней прилагалось головокружительное приданое. Дмитрий обязывался, став царем, выплатить Мнишеку миллион польских злотых из Московской казны на уплату долгов и переезд в Москву, что спасет отца от разорения и позорного суда; она же сама, как царица, получит в удел Великий Новгород и Псков со всеми меньшими городами и всеми землями, им подотчетными, на вечное владение. В контракте Дмитрий недвусмысленно отказывался полностью от своих царских прав и на старейшие города и на их пятины, передавая даже суд в ее руки, соглашаясь даже с тем, что в этих землях возникнут католические монастыри и костелы.
И это было не просто клятвенное обещание в контракте, им подписанным, оно еще подтверждалось тем, что помолвка состоится только после принятия женихом католического вероисповедания.
Прочитав не единожды брачный контракт, Марина Мнишек определила так: пусть Дмитрий слишком приземист и чрезмерно широк в плечах, пусть нос его похож на стоптанный башмак, пусть подле носа большие бородавки, пусть взгляд его тяжел, а руки его, когда он гладит ее ножку, жестки, как неоструганная доска, а когда берет ручку для поцелуя, словно обхватывает обручем, пусть Дмитрий уступает шляхтичу не только в пригожести, но и в манере держаться, в красоте речи, пусть, зато спасется отец от позорного суда, а она сама — царица российская да еще с вплетенными в ее корону двумя государствами: Новгородским и Псковским. В них найдется место для любимого шляхтича. Почетное и доходное. И он часто станет приезжать в Кремль, как ее управитель, она тоже будет нередко посещать свои вотчины, и они найдут время для любовных уединений.
Ну, а если Дмитрий не повенчается на царство, она, не нарушая никаких с ее стороны обязательств, повернется к нему спиной, и ее влекущие сейчас глаза станут холоднее льда.
Но вот так отчетливо мог все разложить по полочкам только посторонний человек, а не влюбленный до безумия, к тому же еще предвкушающий большую выгоду от помолвки для своего великого дела.
Богдан понял, что совершенно бессмысленно настаивать на своем, он лишь еще раз напомнил о главном:
— Царевич, если ты твердо решил бороться за свое кровное право, заруби себе на носу: ни наемники, ни шляхта не посадят тебя на престол, хотя я щедро снабжал тебя казной и продолжу снабжать, выделял солидную сумму для наемников и шляхты, но только поддержкой русских ратников, казаков и всего народа, всех сословий ты обретешь нужную силу и самою власть. К тебе перебежала уже пара десятков дворян, это — хороший знак. Жди теперь князей и бояр. Но если ты станешь их обижать высокомерием и пренебрежительностью к их нуждам, если наплевательски станешь относиться к обычаям и нравам русским, твое дело не будет стоить и понюшки табака. Сейчас же моими усилиями, усилиями моих помощников, каких я тебе уже назвал, тебя ждет юг Руси, тебя ждет Путивль, где ты обустроишь свой главный стан, твердо встав на Северской земле, чтобы оттуда шагнуть в Москву.
— Спасибо тебе, боярин. Век не забуду, — поблагодарил Бельского Дмитрий Иванович, но не вспыхнули радостью его глаза, не вдохновилось лицо, он, по всему было видно, остался верен мысли, что только Польша и Литва смогут одолеть Годунова и восстановить справедливость. Он не доверял ни русскому боярству, ни русской рати, ни всему русскому народу.