— Что за моторка?! — встрепенулся я.
— Моторка как моторка, — махнул дед рукой. — Мужик в ей драпал с того бережку. Ентот, как его, Витек!
— А ты что ж, знаешь его? — окончательно обалдел я.
— Кто ж его тута не знаить? — удивился дед. — Мне жа тады Лексей так и сказал: бабу поедем воровать у Витька, невесту дружковую. Твоя невеста, что ль? — Дед закурил «беломорину».
— Моя, дед, — выдохнул я. — Ты давай говори быстрее, с ним в моторке еще кто-нибудь был?
— Кажись, был ктой-то. Но я не рассмотрел. Лежал ктой-то в лодке связанный.
— Мужик лежал или баба?
— Да говорю жа — лежал! Не разглядеть было.
— Ну, потом что? Куда они потом пошли?
— А я знаю? — развел руками дедок. — Они не здеся чалились. Правее. У моей хаты, кто драпаить, не притыкается. Ко мне жа милиция захаживат. Бздють все. Опять жа причал какой — сам видишь. Обрыв форменный. Не кажный смогёт. Тута изловчиться, присноровиться надотить.
— Давно милиция-то была? — испугался я за то, что менты могли видеть здесь оставленную Лешкой машину, которую я только что утопил.
— Да ты не боись. Я не лыком шит. Чужака за версту носом чую. И не было почитай как шесть днёв никого.
— А там, где они причалить могли, дорога есть? Куда ведет?
— Да ты чаво, захмелел совсем? Тута жа одна дорога — на Ленинград!..
Я приехал из Зеленогорска в Питер к вечеру. В ночном клубе меня ждал Костыль. То, что он не в духе, было видно, как говорится, невооруженным глазом. Жорик сидел за столом в той самой комнате, обшитой финской фанерой и устеленной синтетической соломой. Он был хмур и сделал вид, что не заметил моего появления, чересчур внимательно рассматривая давнишний шрам на кисти своей левой руки. Но я знал: Костыль ждет именно меня. Еще при входе старший смены охраны протараторил:
— Где шляешься? Михалыч четыре раза спрашивал.
— Зачем?
— Иди в гостевую. У него и спросишь. Я вошел в комнату и присел за столом напротив.
Жорик продолжал хмуриться и молчать.
Еще вчера по приезде в Санкт-Петербург Костыль повторил свой вопрос-предложение:
— Ну так что, идешь ко мне?
До конкретики в делах дойдет, думаю, не сразу. И согласился. Мне ведь главное — пока в ящик не сыграл, Сашку разыскать и освободить.
— Сколько платить будешь? — спросил только. А Жорик в ответ разоржался, словно застоявшийся мерин. И шофер его решил подхихикнуть. Я взглядом его одарил соответствующим. Враз улыбку с хари смело. Вообще, я умею так посмотреть, что сразу становится понятно: Борис, ты не прав.
А сейчас вот Жорик за столом сидит передо мной и делает вид, что не замечает. С чего бы вдруг?
— Что-то не так?
Он оторвал взгляд от своей руки и наконец-то посмотрел на меня:
— Это ты? Все в порядке.
— Чего хмурый?
— Не хмурый. Нормальный.
— Я же вижу, что ты не в себе.
— Тебе показалось.
— Значит, я ослеп!
Мне надоела эта словесная бестолковщина, и скопившееся раздражение как-то само собой вырвалось наружу. Я вообще ненавижу в общении между людьми недосказанность и теперь чувствовал, что Жорик о чем-то умалчивает.
— Так что, я ослеп? — переспросил я, доставая из кармана сигареты и прикуривая. — Ты можешь мне объяснить, что произошло?
— Ну хорошо, — вздохнул Жорик. — Где ты был весь день?
— Я обязан отчитываться?
— Обязан!!! — рявкнул Костыль и прихлопнул левой ладонью по столу. Да так, что шрам, напоминающий по форме здоровенную кляксу, побелел. — Со вчерашнего дня ты всем мне обязан! И запомни это! Я, слышишь, я теперь отвечаю за тебя, за каждый твой поступок, за каждый твой шаг! Ты теперь мой человек! И попробуй хоть шаг ступить без моего ведома. — Последнюю фразу Костыль произнес, в отличие от всех предыдущих, очень тихо. Я кое-как расслышал ее. — Говори, где был?
Похоже, я попал. Судя по всему, Жорик Костыль мне и шагу вольно ступить не даст. Будет держать под контролем от и до. Что же мне делать теперь, бедолаге? Придется отвечать на поставленный вопрос. А чего, собственно говоря, скрывать? Может, вообще люди Жорика за мной следили и уже доложили ему о каждом моем шаге. Нет, с Костылем шутки плохи. Надо говорить правду.
— Я был в Зеленогорске.
— У кого?
— На другом берегу озера, у деда Матвея.
— Зачем?
— Водки попили…
— И все?
— Все.
— Да-а! Не хило, видать, попили, — скривился в полуулыбке Костыль.
— А в чем дело-то?
— Ты пей, конечно, — уже нормальным голосом сказал Жорик. — Но меру знай.
— А я что, пьяный в дымину? Ты меня упрекаешь, будто я сюда на четырех костях приполз и весь клуб облевал!
— Ладно, не суетись, — примирительно произнес Жорик. — Ну посидели вы со стариком, ну выпили, рыбкой закусили, Лешку твоего помянули…
У меня засосало под ложечкой. Откуда Костыль мог все это знать? Ведь я только что оттуда приехал! Значит, за мной точно следили. И настолько профессионально, что я этого не заметил. Хорош дружок, нечего сказать. Все под контролем держит.
— Слушай, Костыль! — повысил я голос. — Скажи, а посрать я без твоего разрешения могу сходить или в сортире тоже за мной наблюдение выставишь?
— Ты не ори. — К моему удивлению, Жорик никак не отреагировал на дерзость. — Надо будет — и в сортире выставлю. Ты же без контроля не можешь. Тебе только волю дай — начинаешь глупости творить.
— Да какие глупости?!
— Зачем машину в озеро скинул?
— Но я подумал…
— Что ты говоришь?! У тебя есть чем думать? У тебя мозгов нет! Эту тачку мои пацаны в шесть секунд перековали бы и двинули куда-нибудь в ближнее зарубежье. А теперь что?
— Что?
— А то, что менты, ну совершенно случайно даже, обнаружат ее и копать начнут! И раскопают! Ну ответь мне, как эта «ауди» оказалась затопленной у самой хибары деда Матвея?
Теперь я понимал, что совершил глупость. В словах Жорика был резон.
— Извини. Я не подумал.
— Вот и я о том, — уже абсолютно спокойно ответил он. — Да ладно. Хрен с ней. Я пошлю туда в ночь своих. Разберутся. Что-нибудь придумаем. Я искал тебя совсем по другому вопросу. Потому и пришлось вычислять, где ты… Как видишь, нашел.
— А для чего искал?
— Я братве команду дал. Сашкину мать похоронили прямо сегодня. Заключение о смерти сделали такое, что она, мол, умерла у себя дома. Как и было — от инфаркта.