Похудевшая Лина выглядела как старшеклассница, только что сбежавшая с уроков. Я был безумно рад, неся ее увесистую сумку с вещами, где поверх одежды лежали всевозможные сувениры и игрушки, сделанные ее товарищами по несчасью из госпиталя и подаренные ей с искренней любовью.
Все было прекрасно, и даже Морсиано светился, словно новенький юбилейный доллар. Он с видом заядлого заговорщика подмигивал мне и Ангелине. Отец Всеволод и матушка радушно встретили нас. Счастливая и по-детски от всего приходившая в восторг Ангелина повсюду вызывала добрые улыбки. Обрушившиеся на нее солнце, свобода, рождественское убранство домов и собственное счастье переполняли ее, искрились и вырывались наружу, как только что открытое шампанское.
Ирина, дочь священника, отвела нам свою комнату. Отец Всеволод спросил у нас серьезно:
— А вы были венчаны в России, молодые люди?
— Не успели, — ответил я.
— Ну, вот и хорошо, — улыбнувшись, сказал он. — Ирина, — обратился священник к своей дочери, — принеси, пожалуйста, свое свадебное платье, в котором ты так и не повенчалась. Оно сегодня наконец-то пригодится. А вам, друзья мои, — обратился священник к нам с Ангелиной, — я разрешу спать вместе только после венца. А если не пожелаете, будете спать раздельно, — совершенно серьезно добавил он.
— Желаем, батюшка, желаем, — засмеявшись, в один голос объявили мы.
И уже через час все было готово для Царского венца и полного чина венчания.
Довольные Ирина и Фред согласились быть нашими свидетелями и дружками. Перед тем как начать обряд, отче не удержался и пошутил, указав на свою дочь и Морсиано:
— А вы готовьтесь тоже. Будете следующими!..
Мы все вместе дружно рассмеялись. И служба началась.
В храме, кроме нас, матушки и женщины-регента, никого не было. И казалось, в нашем венчании присутствует нечто магически, торжественное. И было это — Божья Благодать. Пропали куда-то все страхи, растворились, как растворяется под солнцем утренний пар от луж. Ушли все кошмары, и стало на душе ясно, чисто и спокойно…
После венчания оказалось, что живущие по соседству женщины приготовили праздничный обед. А регент принесла огромный букет белых и розовых хризантем для Ангелины. Даже наши прежние обручальные кольца казались новыми и сверкали золотым огнем в солнечных лучах. Все было бесконечно прекрасно!..
Пришедшие новые прихожане присоединялись к нам. Отец Всеволод для всех находил доброе, веселое словцо, и люди тянулись к нему. Было здесь значительно теплее, чем в той церкви, где я прежде бывал с Ростиславом и бабой Дуней. Видимо, русская поговорка «Каков поп, таков и приход» имеет определенный мудрый смысл.
После праздничной трапезы Ангелина с Ириной и женщинами отправились в храм на спевку церковного хора. Регент шутила: «После вина у всех должны быть звонкие голоса». А мы с Морсиано и священником уединились в кабинете, чтобы обсудить наше дальнейшее будущее, которое уже в ближайшее время может кардинально измениться. Вкратце рассказав отцу Всеволоду о последних событиях, Фред закончил тем, что все-таки в Нью-Йорке нам с Линой оставаться нежелательно. По крайней мере, до тех пор, пока адвокаты не приведут в порядок все дела покойного Алекса Переслиани и его ныне здравствующей дочери Ангелины, которая должна полностью наследовать все, оставшееся от отца. А пока ни я, ни Лина не можем чувствовать себя в полной безопасности.
— Да и в дальнейшем стопроцентной гарантии никто им не даст, — сказал Морсиано. — Самое лучшее в этой ситуации — уехать куда-нибудь в глубинку. Но в то же время не слишком далеко от Нью-Йорка, чтобы было удобно, при необходимости, приезжать в суд, если появятся спорные вопросы.
— Я, кажется, знаю такое место, — решил отец Всеволод. — Так как вы сегодня обвенчались с Ангелиной, то там вас встретят со всем подобающим гостеприимством и помогут с жильем. Тем более, что по церковным законам, вы должны платить десятину, хотя нынче это дело сугубо добровольное…
— Я сегодня же созвонюсь с Владыкой Свято-Троицкого Джорданвилльского монастыря митрополитом Лавром и поручусь за вас, — пообещал он.
Мы искренне поблагодарили священника за участие, а Фред Ди Морсиано оставил на его письменном столе чек на тысячу долларов на нужды храма.
— Спаси вас Господь, — молвил на прощание отец Всеволод.
Алоиз Собачинос, в прошлом своем порнофотограф, выпущенный в Вильнюсе из-под ареста под залог и подписку о невыезде, специализировался на малолетних — бродяжках, детей из сиротских домов и интернатов.
При помощи покровителей из бывших спецслужб он сумел получить гуманитарную визу и скрыться в Штаты. Здесь он объявил себя пострадавшим от коммунистических репрессий и попросил политического убежища.
Возможно, он получил бы его рано или поздно, если бы опять не принялся за старое. Только на этот раз уже при помощи Интернета. Умудрившись вывезти с собой сотни негативов, он довольно успешно принялся наверстывать упущенное. Да, видимо, чего-то не учел, снова попав в поле зрения теперь уже американской полиции. Потребовались деньги и адвокаты, но опять ему повезло — помогли новые хозяева, прекрасно осведомленные обо всех его слабостях.
И вот теперь, потея периодически своей жирной лысиной, он выслушивал все, что ему «сливал» очередной патрон.
Приезжий — Львович, оказался полным мудаком и был ныне, по выражению очередного босса, «юзаным презервативом», которого, если бы не опасения дипломатических скандалов, нужно было бы не водворять обратно, а предоставить ему возможность лет двадцать посидеть в американской тюрьме.
— Глядишь, и пошло бы на пользу уроду, — продолжал между тем босс. — Хотя, может, и не пошло бы, вот тебе конкретно урки отпилили половину указательного пальца, чтобы маленьких девочек не трогал. А толку ни хрена нет — опять ты за старое взялся! Правильно, видно, люди говорят: горбатого могила исправит. А тебе и она не поможет…
Алик сидел, слушал и молча вытирал лысину. Говорить было не о чем. Львович обделался полностью, да еще и окривел на левый глаз. Так ему, суке красноперой, и надо, поделом, злорадствовал Собачинос. Но при этом зная, что доделывать дела бездарного бывшего чекиста придется ему.
— Станешь теперь старшим, — сменил гнев на милость босс. — Будут тебе приданы пара кавказских орлов из теперь уже суверенной Грузии. Если точнее, оба мингрелы из Зугдиди, нелегалы, тоже объявили себя беженцами, а на родине приговорены за мародерство и резню к смерти. Кровники, значит. Здесь у них наркота, аферы с медицинскими страховками, сутенерство, воровство в разных вариантах… Шваль, конечно, но на безрыбье и раки щуку заменят. Вот вам деньги — десять тысяч зелеными. Половина твоя, вторую половину раздашь «пиковым» поровну. И приступайте к делу. Возьмешь старый лимузин с номерами TLC, так будет незаметней. Свой вэн объявишь в угон, если что-то полиция пронюхает. Пусть вешают на этого кривого дебила. Таким вот образом, — заключил он, прихлопнув деньги в банковской упаковке. — Приступай.