Особист полка — колоритная фигура! Спирт пил стаканами, а из закусок отдавал предпочтение хорошей русской водке.
Однажды зам по тылу Ломако скрутил гепатит. Когда его на носилках несли в санитарный «уазик», он, поманив пальцем Муссолини, простонал:
— Женя, под моей кроватью стоит канистра со спиртом. Береги ее как зеницу ока!
На что замполит-два ответил:
— Выздоравливай, Виктор, не беспокойся! Сохраним!
Оба политических руководителя (Муссолиев и Золотарев), командир полка, Зверев, а также их заезжие друзья-приятели три недели радовались жизни. Счастье закончилось с последней каплей алкоголя. Когда Ломако вернулся из инфекционного госпиталя и заглянул в горлышко канистры, то с ужасом обнаружил, что спирта нет.
— Женя, а где спирт?
Муссолини разгладил усы и, хитро ухмыляясь, ответил:
— Васильич, ты канистру не закрыл. Наверное, забыл в горячке болезни. Она возьми и высохни. Я вчера приподнял ее, а там спирт на донышке плещется. Усох, зараза! Лучше бы выпили, чем так бездарно добро пропало!
…Большую часть того спирта поглотил контрразведчик.
* * *
Мы с Артюхиным не стали приближаться к командованию, а встали у входа, разглядывая мрачную картину.
Сержант лежал ногами к оружейной комнате, а головой упирался в тумбочку дневального. Вокруг затылка образовалось широкое кровавое пятно. Над телом склонился начмед Дормидович, и после недолгих манипуляций он грустно вздохнул, констатируя:
— Мгновенная смерть!
— Где этот стрелок? Какого он призыва? — спросил Артюхин у командира батареи.
— Рахманкулов? Молодой солдат… — ответил Степушкин. — Только прибыл с пополнением.
— Над ним издевались? Неуставняк? Что тебе известно, Виктор, из всей этой истории? — посмотрел я с тоской на Степушкина. — Отчего он стрельнул?
— Да вроде бы не били. Врачи бойца осматривали, на Рахманкулове побоев нет. Черт! Не дожил Алаев месяц до дембеля!
— Куда девали недоумка — снайпера? — переспросил Артюхин.
— В особый отдел забрали. Его допрос ведет Растяжкин, — уныло ответил капитан.
Медики уложили тело сержанта на носилки и унесли в медпункт. К нам подошел злой и угрюмый Подорожник, и все замолчали. Он хмуро посмотрел на лужу крови, огляделся вокруг и сказал:
— Степушкин! Кровь убрать, оружейку проверить и запереть! Офицерам и старшине батареи написать рапорта о происшедшем. Доложить кому что известно. Ответственному по казарме во время происшествия, лейтенанту Прошкину, прибыть ко мне в кабинет.
* * *
В штабе Прошкин пояснил:
— До подъема ночь прошла спокойно. Солдаты после дороги устали, и отдыхали. Никаких инцидентов не было. В полшестого утра лейтенант отправился в штаб к дежурному по полку и на ЦБУ (помимо ответственного по батарее, он был дежурным по артиллерии). В это время и случилось несчастье.
Подорожника, меня, Артюхина и Степушкина вызвали к Филатову.
В кабинете за длинным столом сидела «инквизиция»: Рузских, «кэп» «особисты», оба замполита полка. Закрывая большой стол, лежала развернутая карта Кабула и план полка. Рузских хмурился и был явно удручен случившимся.
— Через две недели прибывает комиссия и подобное происшествие нам ни к чему. Для гражданских министров узнать о расстреле будет шоком. Необходимо обставить события, как можно, приличнее. Ваши варианты? — спросил Рузских.
Мы переминались с ноги на ногу, и чувствовали себя отвратительно.
— Может быть, обстрел позиции? — подал я несмело голос.
— Ростовцев, какой на хрен обстрел, если в голове пуля от АК-74? — возмутился Филатов. — От казармы до кишлаков больше полутора километров. Не долетела бы.
— За парком до сих пор стоит полковая колонна. Технику вечером заправляли топливом. В принципе, если бы его убили там, то можно было бы рассчитать необходимую траекторию выстрела, — неуверенно продолжил я.
— Так-так. Давайте развивайте свою мысль. Думайте, начальники! — поторопил нас полковник.
— А если сержант пошел проверять дополнительный пост у техники? — выдвинул свою версию Артюхин.
— Он дежурный по батарее, вот и направился осмотреть технику и охрану, — робко высказался Степушкин.
— Хорошо. Уже почти хорошо! — воскликнул замкомдива. — Где колонна? Сколько до Даруламана?
— Оттуда метров четыреста до ближайших афганских строений. Теоретически, могли из развалин пальнуть… Могли от заграждений из колючей проволоки, — поддержал версию Подорожник.
— Как на схеме это выглядит? — еще больше заинтересовался Рузских, и «полководцы», тесня друг друга, склонились над планом.
После замеров, подсчетов начальство принялось оживленно обсуждать предполагаемый официальный сценарий для проведения следствия. Замполит полка-один Золотарев махнул рукой, чтоб мы скрылись с глаз. Когда он появился перед нами через полчаса, последние детали были уже уточнены.
— Товарищи офицеры! Понятно, что мы выбираем в качестве официальной — версию с обстрелом. Но за само происшествие спрошу с вас на полную катушку! Теперь решаем, что делать с солдатом. В полку он не жилец. Его азербайджанцы, земляки Алаева, уничтожат. Сегодня Рахманкулов ночует в санчасти, а завтра этого недотепу отправляем в дивизию. В медсанбате подлечит мозги. Подготовить документы, исключить из списков части, экипировать. Вывезти как можно быстрее. И главное — меньше болтать!
* * *
Артюхин не стал затягивать с убытием. Он быстро собрал вещи и на следующий день уехал домой в Россию. История с неосторожным убийством Алаева завершилась отправкой тела на Родину и орденом — посмертно. Повез тело в «Черном тюльпане» наш старшина роты Халитов. Другие офицеры сопровождать «груз-200» в горный азербайджанский аул не решились. Из такой командировки живым и здоровым славянину вернуться проблематично. Изобьют или убьют многочисленные родственники. Армян отвозят прапорщики армяне, грузин — грузины. Если убьют чеченца, придется Ошуеву опять ехать. Коздоева и Эльгамова он отвез лично, другие офицеры отказались.
* * *
Комбат представил меня батальону в новой должности и велел переселяться в его комнату. Я неохотно перебрался на опустевшую койку Артюхина. Что ж, жизнь идет своей чередой. Происшествия, трагедии, праздничные мероприятия. Вот опять запланированная пьянка. А куда денешься — традиция, ритуал… Чапай два дня молчал, ухмылялся, а потом спросил: собираюсь ли я вливаться в коллектив управления батальона?
После полковой вечерней проверки собрались комбаты и офицеры управления батальонов. Сели за столом в нашей комнате. Чествование проводили скрытно, соблюдая маскировку и конспирацию. Как всегда в период развернувшейся кампании борьбы за трезвый образ жизни. После четвертой рюмки слово взял Ахматов: