Я пошла назад, добралась до скособоченного домика и обнаружила над входом роскошную вывеску, огромную, выгравированную на железе, похоже, выполненную еще в доперестроечное время и абсолютно не сочетавшуюся с завалившимся сараюшкой: «Московский ордена Ленина научно-исследовательский институт ядохимикатов» [4].
Потянув на себя тяжеленную дверь, я очутилась в пустынном, неожиданно просторном и прохладном холле. Пол покрывал сильно протертый линолеум, стены «щеголяли» облупившейся краской. Ни охранника, ни вахтера – грозного пенсионера, ни даже убогой старушки с вязанием на входе не было. Я пошла по узкому коридору, уходившему в глубь ветхой постройки. Все попадающиеся на глаза двери были закрыты. НИИ выглядел так, словно пережил атаку нейтронной бомбы: стены и крыша целы, сотрудники испарились.
Безо всякой надежды на успех я довольно сильно пнула очередную дверь и чуть не упала. Она резко распахнулась, ударилась о шкаф, в нем что-то зазвякало… Стоявшая у стола с пробирками тетка вздрогнула и обернулась.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом женщина воскликнула:
– Господи, как вы меня напугали! Разве можно так вламываться!
– Ой, простите, случайно вышло! – стала извиняться я. – Остальные-то помещения заперты.
– Ничего, – оттаяла сотрудница, – ерунда, ищете кого? Наши все на обед ушли.
Я изобразила замешательство.
– В общем да, ищу магазин.
Женщина отошла от штатива с пробирками.
– Здесь научно-исследовательский институт, если вам бутик «Корсар», то он через три дома по левой стороне. Неужели, когда вошли в холл, вы сразу не поняли, что перед вами не коммерческая точка, а несчастный умирающий НИИ?
Я улыбнулась:
– Да уж, принять вас за преуспевающее торговое предприятие весьма сложно.
– Вот именно, – кивнула собеседница, – загнали науку на помойку, а потом удивляются, отчего с нами в мире считаться перестали. Как же теперь уважать Россию, если она превратилась в рынок для некачественных западных поделок? Сердце кровью обливается, когда вижу, чем торгуют! Специально в магазины «Сад и огород» заглядываю. Выставлено такое, простите за выражение, дерьмо американское, и по бешеной цене.
– Вот поэтому я и пришла, – перебила ее я.
– Что-то я пока не пойму суть дела.
– Меня зовут Даша Васильева, я преподаватель французского языка, но сейчас не работаю, живу за городом, занимаюсь садом.
– Очень приятно, – вежливо кивнула сотрудница, – Лариса Кузнецова, доктор наук, заведую лабораторией.
– Вы так молодо выглядите! – вырвалось у меня. – И уже профессор.
– Спасибо за комплимент, но мне исполнилось пятьдесят, – внесла ясность Лариса, однако по ее слегка порозовевшему лицу стало понятно: ученой приятно, что я отметила ее безукоризненный внешний вид.
– Вы садитесь, – предложила Лариса, пододвигая ко мне табуретку, выкрашенную белой краской, – и спокойно объясните, в чем дело.
Я умостилась на шаткой, колченогой конструкции и принялась лихо фантазировать.
Живу одна, с собаками, детей нет, делать мне нечего, на старость заработала, единственное увлечение, вернее, даже страсть, – это садоводство. Я готова целыми днями копошиться в земле, чего только не растет на шести сотках: огурцы, помидоры, вишня, сливы, апельсины…
Выпалив последнее слово, я испугалась, про апельсины это как-то слишком, но Лариса не выказала никакого изумления. Впрочем, может, существует декоративный померанец? Я-то совершенно не разбираюсь в растениях, но делать нечего, надо продолжать.
Цветов на участке море, свободного места просто нет, без ложной скромности заявлю: мой участок лучший в нашем садово-огородном поселке. Есть чем гордиться! Но в нынешнем году приключилось настоящее несчастье. Только-только мой садик зацвел и заколосился, как откуда ни возьмись появились шеренги, батальоны и роты грызунов. Гадкие мыши жрут все, что видят, кабачки…
– У вас уже и кабачки выросли? – удивилась Лариса. – В июне?
Я осеклась; а что, когда они появляются на свет? Вот черт, следовало перед поездкой почитать какой-нибудь справочник, но уже поздно, надо выкручиваться.
– Нет, конечно, плоды не сформировались, я сказала «кабачки», имея в виду листья и стволы с ветвями.
– Стволы с ветвями?!
Фу, однако я совсем не разбираюсь в огородничестве – на чем растут кабачки, а? Ну скажите на милость? Значит, на кустах, а не на деревьях, вон как Лариса удивилась. Решив не заострять ситуацию, я полетела дальше:
– Сжирают все, чистая саранча. Я прорыдала неделю, потому что мышиная армия меня победила. Чем только не прыскала, чего только не лила в землю, их делается все больше и больше, просто руки опустились! Но вчера одна из соседок сказала: «Ты, Дашутка, отправляйся в НИИ ядохимикатов, у них там продают замечательные средства». Вот я и явилась! Сделайте милость, помогите, гибнет дело жизни!
Закончив пламенную речь, я придала лицу самое разнесчастное выражение, вытянула вперед руки и замерла в этой позе. Просто живая скорбь, а не женщина. Если Лариса сейчас не растрогается, то у нее не сердце, а кастрюля «Цептер» из неспособного помяться металла.
Профессорша вздохнула и внезапно спросила:
– Чаю не хотите? Я в жару всегда горячее пью, очень тонизирует и, как ни странно, охлаждает.
– Спасибо, – обрадовалась я.
Заведующая включила чайник.
– Насыплю заварку прямо в чашки, ничего?
– Конечно, сама так люблю.
Она вытащила две кружечки, стеклянную банку из-под майонеза, наполненную сахарным песком, гнутые алюминиевые ложечки и упаковку «Ахмата».
– Мне жаль вас огорчать, – пробормотала она, наливая кипяток, – но магазина при нашем НИИ не было никогда, мы не торговали ядами ни в советские времена, ни сейчас. Да и понятно почему, здесь не фабрика, не производство, а научный центр.
– И ядов у вас нет?
Лариса усмехнулась: