И вот еще что: старшая госпожа Гленне не желала иметь детей. И когда их у нее вдруг оказалось сразу двое, то по меньшей мере один из них был лишним. Хуже всего пришлось тому близнецу, которому попадало в соответствии с ветхозаветными принципами. И разумеется, когда он вырос, то превратился в чудовище, терроризировавшее всех по соседству. Хороший же близнец, Аксель, всегда пытался его защищать — это я все еще пересказываю рассказ молодой госпожи Гленне, — но в то лето, когда им исполнилось пятнадцать, все пошло кувырком.
Он закинул таблетки в рот, проглотил их, запив глотком воды, и скорчил гримасу:
— Наверное, стеклоочиститель и то не такая гадость.
— Так что у них стряслось тем летом?
Викен разжевал и проглотил лакричную пастилку. Было очевидно, что Нурбакка история близнецов заинтересовала.
— Вибека Гленне рассказала, что у старика Торстейна в свое время была собака, — продолжил инспектор. — И этой шавке доставалось больше любви и заботы, чем жене и детям, вместе взятым. Не удивлюсь, если так и было. Мне повезло несколько раз повстречаться с полковником Гленне, пока он не ушел в отставку. Слухи, которые до меня доходили, оказались ничуть не преувеличенными: с таким, как он, не забалуешь, так сказать.
Викен взглянул в окно: по обе стороны дороги расстилались поля, вдалеке на фоне ясного вечернего неба вырисовывалась рощица.
— Здесь, на природе, до чего же хорошо! — вздохнул он.
— Так что там было с собачонкой-то? — напомнил Нурбакк.
— Хочешь узнать конец сказочки? Короче, Бреде эта псина достала, и вполне понятно почему. Он и пристрелил ее из одного из полковничьих пистолетов. Аксель просил и умолял за него, утверждает жена, но пощады братцу не было, и пацана отослали в то место, которое в старые добрые времена называли исправительным заведением. Домой он так никогда и не вернулся.
Они перевалили через пригорок. С другой стороны на обочине дороги лежало несколько букетов, рядом кто-то зажег свечи.
— Место аварии, — предположил младший инспектор. — Этот участок дороги пользуется дурной славой.
Викен пропустил его слова мимо ушей:
— Мой скромный мысленный эксперимент заключается в следующем: а представь себе, что этого близнеца не просто удалили из семьи. Представь себе, что его никогда и не было!
— Ну это-то, должно быть, проще простого выяснить, — парировал Нурбакк.
— Очевидно, так, наверняка достаточно поискать и Госреестре населения, даже если он и какой-то момент поменял имя.
— А если мать спросить? Она же, кажется, жива еще?
— Она вроде бы в маразме, сидит кудахчет в самом дорогом пансионе.
Нурбакк замолчал, обдумывая услышанное.
— Эти три убийства, над которыми мы работаем, не похожи ни на что из того, с чем и сталкивался, — сказал Викен. — Если мы захотим, мм можем привлечь к работе специалиста по составлению психологических профилей. Но не вредно и самим думать о психологии, вовсе не обязательно, чтобы так называемые эксперты нависали над головой. Ты помнишь профиль преступника, который я составил после первых двух убийств? Высокообразованный мужчина с хорошо оплачиваемой работой, отец семейства с расщеплением личности, человек, которого в детские годы тиранила мать, лишенная материнских чувств. Когда имеешь дело с серийным преступником, обязательно требуется как следует разобраться в его отношениях с собственной матерью. Здесь-то всегда и оказывается зарыта собака…
— Ты что, хочешь сказать, что этот врач, Гленне, придумал себе брата-близнеца, который за него самого совершает безумные деяния?
— Я ничего не хочу сказать, Арве, но думать вслух еще не запрещено. Наоборот, ото даже необходимо. Систематичность и нашей работе эго альфа и омега, это ты от меня не раз слышал еще со времен обучения в Высшей школе полиции. Но и в то же время важно и прислушиваться к своему внутреннему чувству. Вероятно, большинство дел раскрываются нутром, Арве, нравится нам это или нет.
И он положил руку себе на живот, где все бурлило и бурчало. Возможно, его нутро протестовало против той роли, которую ему отвели.
Во второй раз за последние двое суток Аксель проснулся на Ритином диване. Он посмотрел на наручные часы. Подумал, что они остановились, но настенные часы показывали то же время, а из окна гостиной и комнату струился послеполуденный свет.
Он не говорил Рите, что вернется, но, когда заглянул на кухню, обнаружил, что там для него накрыт стол. Рядом с тарелкой лежала записка: «Все, что надо, найдешь в холодильнике и и шкафчике справа от него».
Он выпил дна стакана холодного апельсинового сока, приготовил себе мюсли и, дожидаясь, пока хлопья не разбухнут, сварил кофе. Пролистал газету «Афтенпостен». «В деле о медвежьих убийствах у полиции появились важные улики». На четвертой странице фоторобот человека, которого полиция просила откликнуться; человека, которого в то утро видели покидающим место преступлении.
— Так вот как я выгляжу! — пробормотал он.
Широкое лицо и спадающие на лоб волнистые волосы.
Он прихватил чашку с кофе в гостиную, сел на диван, включил мобильный телефон. Ни одного сообщения от Мириам. Три от Бии. Он прослушал первое: «…И к нам приезжали из полиции, спрашивали тебя. Они хотели знать, где ты был, когда пропала твоя пациентка. Они рылись в фотоальбомах и подробно расспрашивали о Бреде, спрашивали, а существует ли он на самом деле. Это было ужасно неприятно. Аксель, пожалуйста, возвращайся домой. Поскорее».
Он отправил ей ответ: «Буду вечером». Был не в силах думать о том, как объяснить ей все. Муж, изменивший жене. Отец, за которым охотится полиция. «Ты хороший мальчик, Аксель. Ты всегда сумеешь ответить за свои поступки». Сейчас он достиг предела. Двинувшись дальше, он потеряет все, что у него есть. Не поэтому ли он все еще сидит здесь? Хочет ли он отдать все, что у него есть? Хочет ли, чтобы Бия была настолько потрясена его предательством, что не захотела бы принять его назад? Чтобы она сделала то, на что не хватает духу у него, — порвала с ним? «You must be a very happy man» [23] .
Он выждал еще полчаса, прежде чем позвонить Мириам. Она ответила, когда его терпение было уже на исходе.
— Я скучаю по тебе, — сказал он.
Она молчала.
— Мириам?
— Почему ты вчера так поспешно ушел?
В ее голосе зазвучали интонации, которых он раньше не слышал.
— Разве ты не мог остаться и поговорить с полицейскими?
Она была права: он струсил.
— Они догадались, что кто-то был здесь ночью, Аксель. Мне пришлось сказать им, что это был ты.
Он посмотрел в окно; в соседском саду была устроена игровая площадка с качелями и горкой из оранжевого пластика.