Бармаш, наклонившись к самому лицу Милославского, злобно прошипел:
– Нам с Ишаком сейчас от тебя нужны бабки. Думаю, нас может устроить сумма в миллион баксов, не меньше.
Стас покачал головой и, едва ворочая языком, прошептал:
– У меня нет таких денег. Возьмите все, что есть, – сто двадцать у меня в сумке.
– И это все?
– Все.
– А в офисе?
– Там – нет… денег…
– Как это «нет»?
– Там… нет… денег, – почти теряя сознание, пробормотал Стас.
Потеряв терпение, Бармаш пнул Милославского ногой в бок и заорал:
– Так ты еще и не хочешь с нами разговаривать, гнида! У, тварь! Мочим его, Ишак. Мне надоела эта падаль. От него уже не будет толку!
Удар ногой опрокинул Милославского навзничь. Избиение продолжалось до тех пор, пока кожа на бровях, скулах, губах Стаса не превратилась в лохмотья.
– Что, падла-а, теперь помнишь меня!!! – взревел бригадир, хватая уже ничего не соображающего, мелко вздрагивающего Милославского за шиворот и рывком поднимая вверх. – В окно хотел выбросить, да?! Су-у-ка-a!!! – Перехватив жертву за волосы, он нанес кулаком сильнейший удар в челюсть. Послышался отчетливый хруст сломанных костей. Бармаш подтащил обмякшее тело к ближайшему дереву, достал из кармана скомканный капроновый шнур и крикнул Ишкевичу:
– Держи мудака крепко!.. Вдруг очухается…
Зайдя с другой стороны ствола, он заломил Стасу руки, накрутил на запястья тугие кольца и несколькими узлами привязал несчастного к дереву. Потом отступил на шаг и чуть склонил набок голову, оценивая результаты проделанной работы. Потом они с Ишаком, матерясь и гикая от удовольствия, в течение нескольких минут отводили душу, снова зверски избивая беспомощного парня. Тот уже не стонал, только при каждом ударе по его некогда сильному, мускулистому телу пробегала едва заметная судорога. А когда истерзанный кусок мяса вообще перестал подавать признаки жизни, Бармаш и Ишак расстегнули брюки и помочились на свою жертву, стараясь попасть в наиболее разбитые места на лице. Затем Бармаш сбегал к джипу, достал из багажника пластмассовую канистру с бензином и облил им прикрученный к дереву труп Стаса, узнать которого сейчас не смогла бы даже родная мать.
Доставая из кармана сигареты и спички, Бармаш подмигнул Ишаку и весело процедил сквозь сдавившие фильтр зубы:
– Поскользнулся, упал, очнулся – труп!
Чиркнув спичкой, он с наслаждением закурил. Его толстые, дрожащие от возбуждения пальцы сжимали горящую спичку, постепенно превращавшуюся в изогнутую черную лучинку…
– Ну давай, братишка, давай! – прошептал завороженный страшным зрелищем Ишкевич, облизывая пересохшие губы.
– Тля… – усмехнулся бригадир и легким движением указательного пальца швырнул догорающую спичку в сторону обезображенного трупа Стаса. И тут же отступил на шаг. Яркое пламя взметнулось вверх, обволакивая привязанное к дереву безжизненное тело Милославского. В небо взмыли черные клубы дыма, и вскоре повеяло сладковатым запахом горелого человеческого мяса. Труп неожиданно дернулся и застыл, поглощаемый безжалостным огнем…
– Все! Сваливаем, Ишак! Концерт окончен, – поставил точку Бармаш, у которого от избытка адреналина в крови все еще тряслись руки. Он криво ухмыльнулся подельнику: – А где борсетка этого пидора? В джипе? Тогда поехали. Я уже по горло сыт этим блюдом – гребаной длинноногой сукой в собственном соку!.. Гы-ы!
– Ну ты и остряк, Бармаш! – восхитился остроумием кореша Ишак.
Спустившись по склону оврага к бегущему по его дну ручью, подельники умылись, смыли пятна крови с одежды и ботинок, вернулись к джипу и залезли на передние сиденья. Развернувшись на поляне, похожий на гигантскую жабу «Ниссан», лавируя между деревьями, устремился к лесной дороге.
После очередного выхода в эфир Рената покинула дикторскую студию и направились в кафе за чашечкой горячего «капучино». В холле она неожиданно заметила сидящих в дальнем углу на диване Войцеховского и Лену. Бывший муж выглядел мрачным, как никогда, и, на удивление, был трезв. Заметив Ренату, он медленно встал и неуверенной походкой направился к ней. Следом, держась за его руку, семенила заплаканная дочка. Взгляд отставного капитана был печален и рассеян, глаза покраснели. Только вчера Рената отвезла Леночку к деду в Сосновый Бор. Почувствовав, что произошло что-то нехорошее, молодая женщина подбежала к дочери, подхватила ее на руки.
– Что случилось, Володя?! Ради бога, не молчи!.. – Рената нервно поправила упавшую на лицо четырехлетней дочки светлую прядь волос.
– Дедушка в больнице, у него инфалкт, – сказала, всхлипывая, девочка.
Капитан утвердительно кивнул и молча передал бывшей жене полиэтиленовый пакет с одеждой дочери. Чуть помедлив, он поднял глаза и посмотрел на Ренату:
– Я на работу устроился, вахтером в военное училище, в Новом Петергофе. Думал взять у отца кое-какие вещи из обмундирования, а тут… В общем, успел вызвать «Скорую» в самый последний момент. Прихожу – Ленка рыдает, дед на полу лежит… – Войцеховский покачал головой, отгоняя неприятные воспоминания, поморщился, словно от боли. – А у меня через два часа вахта, я только из больницы… Сменщик мой в отъезде, так что даже заменить некому…
– Мы вместе ездили дедушку отвозить! – сильнее прижавшись к матери, шмыгнула носом девчушка.
– …Знаешь, Рената, я очень… тороплюсь, – продолжил Володя, кивнув на пакет. – Здесь Ленины вещи, я все собрал. Отвези ее домой сама.
– Какой ужас! У меня еще два выхода в эфир! – упавшим голосом произнесла Рената, нежно гладя по головке всхлипывающего ребенка. – Что говорят врачи про отца?
– Ему очень плохо, он сейчас в реанимации. Обширный инфаркт. Доктор, правда, сказал, может, еще и обойдется… Завтра утром, сразу после смены, заеду к нему в больницу, потом позвоню тебе. Конечно, если тебе интересно…
– Не говори так! Ты же знаешь, как я отношусь к твоему отцу! И… к тебе. Обязательно позвони, я буду ждать. У меня завтра выходной. Может, заедем к нему вместе? – неуверенно предложила Рената, утирая слезы с розовых щек девочки и вопросительно глядя на мрачного Войцеховского.
– Лучше не надо. – Володя покачал головой. – Он сильно переживает из-за нашего развода. Когда я впервые сообщил ему про тебя и Денисова, он даже верить не хотел. Для него было серьезным ударом узнать, что внучка ему не родная…
– Да-да, я понимаю… – тихо проговорила Рената. – Володя… Хочу тебе сказать… В общем, мы с Леной через неделю уезжаем. Насовсем… Квартиру здесь я уже продала, со всей обстановкой. И уже документы на продажу оформила, а Максим в Германии купил большой дом, с садом, бассейном… Лене там будет очень хорошо, она сможет нормально жить, учиться. Язык, я думаю, она быстро выучит. В ее возрасте это несложно!..
– Ладно, чего уж теперь, – горько усмехнулся Войцеховский. – Думал, наша последняя встреча пройдет по-другому, но, видишь, жизнь рассудила иначе. – Отставной капитан обнял сначала Лену, потом, немного поколебавшись, Ренату. Она не сопротивлялась. Только смахнула с глаз набежавшие слезы. – Не люблю долгих прощаний. Удачи вам, и пусть хранит вас бог. – Володя в последний раз посмотрел на свою бывшую семью и торопливым шагом направился к выходу из офиса.