– Посмотри вон туда! – прошептала Таня.
Склепова посмотрела и тоже стала хохотать. На спине у циклопа мелом было крупно выведено: «Русалочий хвост». Тане показалось, что она узнала почерк Ваньки Валялкина.
– Эй, я вспомнила! Пароль – «русалочий хвост»! – громко сказала она.
Циклоп так удивился, что даже сел на землю.
– Вот и ты тоже… Все почему-то не знают, а потом догадываются, – убито пожаловался он. – Да, точно, «русалочий хвост». Знаете, кто его придумал?
– Поклеп Поклепыч? – легко угадала Таня.
– Угу, он самый. У него теперь все пароли русалочьи. Позавчера была «серебряная чешуя», три дня назад «люмпомпусечка»… У меня от этой «люмпомпусечки» просто язык узлом завязался! Ладно, шут с вами, топайте.
Циклоп неуклюже поднялся и открыл тяжелые ворота. Только теперь, шагнув на первую из множества каменных ступеней, ведущих к Большой Башне, Таня окончательно уверилась, что очутилась в Тибидохсе, в своем Тибидохсе…
Она поднялась на дюжину ступеней, увидела свисающий сверху канат, тяжелое колесо подвесного моста, знакомый скол на дубовых дверях кладовки, и глаза у нее защипало. У Тани появилось ощущение, что она наконец оказалась дома, в том единственном доме, который мог у нее быть.
– Ох, мамочка моя бабуся! – восторженно завопил кто-то хорошо знакомый.
Навстречу ей уже бежали Баб-Ягун и Ванька Валялкин.
На следующий день с утра, как и обещала Медузия, в Тибидохсе начались занятия. Ученикам не дали отдохнуть ни одного дня. Перед занятиями Сарданапал и Медузия собрали всю школу в Зале Двух Стихий.
Кругленький Сарданапал был одет в новую мантию. Рядом с академиком Черноморовым, высокая и строгая, стояла Медузия. Поклеп Поклепыч, похожий на нахохлившегося ворона, сидел в стороне на небольшом стульчике. На коленях у него лежала толстая пачка пергаментов. Над пергаментами само собой порхало обдерганное гусиное перо и что-то быстро записывало. Вид у этого гусиного пера был самый что ни на есть кляузный и доносительский. Изредка Поклеп Поклепыч поглядывал на пергаменты и как-то нехорошо усмехался.
– Не нравится мне этот тип. Как ты думаешь, что он там записывает? – прошептал Ванька.
– Не знаю, – честно сказала Таня.
– А я думаю, что наши проступки, которые мы совершили в мире у лопухоидов, – предположил Валялкин.
В этот момент Поклеп Поклепыч с каким-то особым злорадным выражением поднял глаза и взглянул на Таню, что помогло ей окончательно увериться в правоте Ванькиных слов. Обдерганное перо ловко нырнуло в чернильницу и помчалось к очередному пергаменту.
Таня сердцем почуяла, что это за пергамент. Ее пергамент с ее проступками!
Но тут, словно приходя ей на помощь, невидимый оркестр духов заиграл торжественный гимн Тибидохса. Стульчик завуча стал нетерпеливо подскакивать. Поклеп Поклепыч торопливо встал и вытянулся в струну.
– Дорогие ребята! Рад приветствовать всех в Тибидохсе! – сказал Сарданапал.
Ученики стали незаметно подталкивать друг друга локтями, едва сдерживая смех. В то время, как академик обращался к ним с речью, его усы все еще продолжали дирижировать невидимым оркестром. И сам Сарданапал об этом явно представления не имел.
– Я знаю, что многим из вас в мире у лопухоидов было нелегко. Поверьте, нам тоже непросто было решиться на этот шаг. В любом случае, теперь вы снова в Тибидохсе и можете приступить к занятиям… И я очень этому рад… Мы сделали все, чтобы вернуть вас сюда как можно скорее. Несмотря даже на то, что он не до конца еще отстроен… – голос Сарданапала чуть дрогнул.
Усы академика начали было насмешливо прыгать, но длинная, то исчезавшая, то появляющаяся борода грозно шевельнулась, и они сразу притихли.
После Сарданапала слово взял Поклеп Поклепыч.
– Юные маги-недоучки, оказавшиеся в мире лопухоидов без надзора, совершили множество тяжелейших проступков! – визгливо начал завуч, потрясая стопкой пергаментов. – Некоторые… не буду пока называть имен… позволяли себе летать, другие направо и налево использовали заклинания, третьи пытались применять высшую магию превращений. В результате несколько очень добропорядочных лопухоидов до сих пор… э-э… проявляют некоторые странности в поведении. Не так ли, почтенный Семь-Пень-Дыр? Может, вы убедите их перестать лаять и кусать прохожих за ноги. У Зубодерихи это почему-то не получается. Кое-кто другой заколдовал отцовский ремень так, что уважаемый, педагогически грамотный, политически подкованный лопухоид отстегал ремнем самого себя!
– Поклеп! Спору нет: проступки действительно возмутительные. Однако этот тип был наказан за дело! Я уже говорил тебе: никто не заставлял его бить ремнем детей! Пусть один раз побывает на их месте! – перебил его Сарданапал.
Поклеп Поклепыч поморщился.
– Ну хорошо, это вычеркнем… – неохотно пробурчал он. – Между прочим, порой встречались просто вопиющие факты! Кое-кто из здешних любимчиков, например, выпускал из чемодана привидения и разбрасывал направо и налево купидоньи стрелы…
Таня поежилась, сразу поняв, к кому это относится.
– Я считаю, что любого из этих проступков достаточно, чтобы подвергнуть виновных зомбированию и, отняв все магические способности, отправить навечно в мир к лопухоидам… Я бы лично так и поступил! – гневно продолжал Поклеп.
Несколько сотен учеников замерли. Тишина повисла такая, что, казалось, слышно даже, как бежит муха по носу у Гуни Гломова. Потом взлетает и перелетает на ухо к Рите Шито-Крыто.
– Однако, к сожалению, если применять зомбирование, этот зал полностью опустеет, поскольку среди вас нет ни одного, кто не совершил бы хотя бы одного серьезного проступка, – неохотно продолжал завуч. – Именно поэтому мы временно отложим это наказание. Я подчеркиваю – ВРЕМЕННО. До первого значительного нарушения дисциплины!
Поклеп Поклепыч грозно потряс пергаментами и отступил. По залу пронесся вздох облегчения. Все слишком хорошо знали Поклепа и не заблуждались на его счет. Дай ему волю, он бы зомбировал учеников даже за пятиминутное опоздание. Однако, по счастью, в Тибидохсе был еще Сарданапал. Должно быть, он заступился за них и на этот раз. Недаром его усы дрогнули теперь так лукаво, хотя лицо по-прежнему оставалось важным и осуждающим.
Медузия сделала шаг вперед. Как всегда, она была очень краткой и конкретной.