— Данной мне властью предупреждаю: тот, кто попытается взять нахрапом, будет вносить дезорганизацию, переправится в последнюю очередь. Если я не сочту нужным применить более строгие меры.
Гвалт затих.
На паром въехали очередные бензовозы, и он отчалил, поднимая мутные буруны.
Рита стояла в кузове, притиснутая к кабине: в машину набилось столько бойцов, что трудно было дышать. Все стремилисъ побыстрее попасть на левый берег, подальше от опасности, — вот-вот снова пожалуют бомбардировщики.
К счастью, немецкая авиация пока не появлялась: то ли считала дело сделанным, то ли у нее были другие, более важные задачи.
Батальон аэродромного обслуживания закончил переправу в полдень. Когда последний грузовик въехал на паром, Лебедь приказал майору:
— Командуйте. Мне отлучиться надо.
— Да нет уж, — заупрямился было комендант переправы, — коли отстранили…
— Прекратите, майор, — рявкнул Лебедь. — Выполняйте приказ. — Сунул ему в руки мегафон и, спрыгнув с помоста, зашагал от реки.
На левом берегу капитан Терещенко собрал всех водителей машин БАО на инструктаж, объяснил порядок и маршрут следования, и колонна двинулась дальше.
Лейтенант Завидов сел в кузов рядом с Ритой, где остался прежний экипаж — четыре девушки и шестеро солдат. Колонна отъехала на километр, когда их нагнал Ут-2 Лебедя. Замкомдив пролетел на юго-восток. А спустя еще немного в небе появились «юнкерсы». Рита насчитала десять бомбовозов. И там, где полчаса назад люди, уверовав в свою счастливую звезду, с надеждой и тревогой ожидали паром, заполыхал огонь. Ввысь взметнулись клубы дыма, земли, пыли.
Самолеты делали круги, заходили с юго-востока, и Терещенко дал команду увеличить скорость: бомбардировщики разворачивались как раз над колонной БАО и не исключалась возможность, что станут бомбить и ее. Но фашистским летчикам, видно, не хотелось целиться в одиночные машины, когда у переправы их было скопление и куда бомбу ни брось — все равно попадет в цель.
На этот раз, несмотря на то что самолетов было больше, зенитчики вели огонь более слаженно и метко. Уже на втором заходе задымил «юнкерс» и со снижением потянул на запад. Потом на развороте, почти над самой колонной, вспыхнул второй: то ли его подбили раньше, то ли осколок зенитного снаряда достал его здесь. Рита наблюдала, как быстро разгорается пламя. Бомбардировщик накренился, и из него выпрыгнули два человека. Один почти сразу раскрыл парашют, второй пролетел метров сто пятьдесят, чтобы не попасть под обломки самолета, но перестарался — едва купол начал наполняться воздухом, летчик столкнулся с землей.
Завидов постучал по кабине и приказал шоферу свернуть к обочине дороги, остановиться.
— Вы и вы — со мной, — указал он на двух бойцов с карабинами, а еще двух послал к погибшему, наказав тщательно его обыскать и забрать все, что при нем.
Второго парашютиста несло вдоль дороги на юго-восток. Рита прикинула: опустится не далее полукилометра от них — и, не давая себе отчета, спрыгнула за Завидовым.
— А вы куда? — обернулся лейтенант.
— С вами, — ответила она.
Завидов лишь долю секунды думал, что ей ответить. Рите даже показалось, что он обрадовался ее решению, но он жестом руки велел ей остановиться.
— Не надо. Летчик вооружен.
Она и сама это знала. Но о том, что фашист, находясь у нас в тылу, окруженный столькими людьми, вздумает отстреливаться, она и мысли не допускала.
Рита бежала за Завидовым и солдатами по пшенице, больно стегавшей по голым коленям и рукам, не спуская глаз со снижающегося парашютиста. Он тоже видел их, тянул стропы, чтобы ускорить скольжение, на что-то надеясь.
А пшеница выросла высокая, чуть ли не в рост человека, с длинным тяжелым колосом, и Рите было жаль топтать ее, хотя понимала, что убрать урожай вряд ли удастся.
Парашютист упал метрах в двухстах. Отстегнул купол — белое полотнище хорошо было видно издали, — и то ли залег, то ли ползком решил уйти от них. Завидов приказал одному бойцу взять правее, второму левее, а Рите дал знак остановиться.
Она послушалась, постояла, пока они удалились метров на сто, и неторопливо и осторожно двинулась следом. Завидов и бойцы, разомкнувшись метров на тридцать, держали направление на парашют. Когда до купола осталось метров сорок, лейтенант крикнул:
— Хенде хох! Сдавайся!
Немец не поднялся и не отозвался.
— Дальше не ходите, — повернулся Завидов к Рите и, подняв пистолет, медленно пошел вперед. Бойцы — один справа, другой слева — не отставали от него.
Рита с затаенным дыханием наблюдала за ними, и сердце ее сжимал страх, не за себя, за них, и больше всего — за лейтенанта. Теперь она поняла: он ей небезразличен…
Завидов и бойцы сошлись у парашюта. Но там, судя по выражению их лиц, летчика уже не было. Они двинулись дальше, расходясь в стороны.
— Выходите, сдавайтесь! — снова крикнул Завидов, и снова немец не отозвался. Он будто сквозь землю провалился.
Завидов и бойцы ушли довольно далеко, и Рита не выдержала, потихоньку стала продвигаться за ними, жалея, что не взяла у оставшихся в машине карабин. Она миновала парашют. Белый шелк, чуть пригнув колосья, невесомо расстилался над землей, маня своей чистотой, умиротворяющим спокойствием. Захотелось упасть на него лицом вниз и лежать неподвижно, вдыхая запахи пшеницы, земли, неба…
От подвесной системы — лямок с металлическими карабинчиками — тянулся свежий след — примятая пшеница. По нему и пошел Завидов. Вскорости след пересек другой, третий. Их оказалось здесь, к сожалению, немало: люди, так бережно сеявшие семена, теперь безжалостно топтали плоды своих рук — было не до пшеницы.
И все-таки один след Рита выделила: пшеница здесь была примята так сильно, словно тащили кого-то волоком, а местами в земле виднелись лунки — человек полз, упираясь носками сапог. Она пошла по этому следу, чуть забирая влево.
Рита увидела его совсем неожиданно, не пройдя и метров пятидесяти: немец полулежал, опираясь на локоть и нацелив на нее пистолет. Она не испугалась, лишь вздрогнула от неожиданности и остановилась. Секунды три они смотрели друг на друга, словно гипнотизируя, заставляя один другого подчиниться своей воле: она — чтобы он опустил пистолет, он — чтобы она молчала. Можно, конечно, повернуться и уйти, а потом позвать Завидова, но этот трусливый фриц и так не посмеет выстрелить. И Рита властно скомандовала, по-завидовски:
— Хенде хох! Сдавайся!
Немец видел, что она без оружия, нагловато ухмыльнулся и предупреждающе поводил пистолетом: дудки, мол, убирайся подобру-поздорову.
Завидов был довольно далеко и вряд ли мог услышать ее голос, но обернулся и обратил внимание, что она чем-то озабочена, крикнул:
— Что там у вас?
— Сюда! — махнула Рита.