– Сечем, – звенящим от напряжения голосом за двоих неожиданно ответил Василий Крымов.

– Хорошо, двинулись.

Отряд морских пехотинцев, надев очки приборов ночного видения, дал короткую фору дозору. Через несколько минут разведчики бегом устремились в глубь леса.

Глава 14

– Итак, после тщательного просмотра кандидатов первое место у нас занял Мусса Шеравин, он же Хаджибей, – тоном телевизионного шоумена произнес Иезуит, расслабленно откидываясь на спинку раскладного туристического кресла. Его рука непроизвольно опустилась на грудь, погладив пластик аккредитационного удостоверения «Дейли-телеграф». Это был его запасной «парашют». На случай, если попадется в руки федералов, те вряд ли решатся мочить иностранного журналиста, пусть и незаконно пересекшего границу.

– Сволочь он и чистоплюй, – зло прорычал Ахмед Касимов. – Когда я федералов резал, как баранов, он этих ссыкунов перевязывал и возвращал мамашам. Да и потом, воюя с федералами в горах, не держал рабов, не требовал за них выкуп. Пленных обменивал на моджахедов или их трупы.

– Вот это и делает его наиболее привлекательным для московского правительства. Не все вайнахи так же относятся к Хаджибею, как ты, Пуштун, – заложив за голову затекшие от долгого сидения руки, гость потянулся до хруста. – Для многих он вполне серьезный авторитет, и его переход с отрядом на сторону федералов может стать примером для подражания.

– Сука! – хрипло выкрикнул Ахмед, рассвирепевший не на шутку. Его мясистые ноздри широко раздувались, как у взбешенной гориллы. – Это шакалье дерьмо нужно убить, чтобы другим было неповадно.

– Нет, – невозмутимо покачал головой Иезуит. – Нужно сделать так, чтобы этот, как ты, уважаемый, ранее сказал, чистоплюй бросился рвать федералов смертным боем.

– Как? – Пуштун уставился на гостя налитыми кровью глазами.

– У него есть родня, сколько людей в его тейпе?

– Какой тейп? – на этот раз Касимов позволил себе обнажить в хищном оскале желтые зубы. – Вся его родня сгинула еще в первую войну. Они отказались воевать, за что их как баранов и кончили. – Пуштун на мгновение осекся, после с победоносным видом добавил: – Впрочем, после войны Хаджибей женился и у него родился ребенок. Жена, правда, долго не прожила, Аллах призвал ее к себе. А пацан выжил.

– Выжил? – загадочным тоном переспросил гость. – И где его держат?

– За мальчишкой смотрит родственница жены, а живут они в старом ауле, хутор в горах, где еще прадеды Муссы овец пасли. Дорог туда не много, Хаджибей думает, что никто не знает о его маленькой тайне.

– Ясно, секрет Полишинеля, – усмехнулся Иезуит.

– Что? – не понял Ахмед Касимов.

– Неважно. Ты знаешь дорогу на этот хутор?

– Конечно. И не только я, любой, кто рожден в этих горах, сможет найти аул Муссы, – приосанился моджахед.

– Это очень хорошо, – загадочным шепотом пробормотал гость, скосив глаза на безмолвно сидящего в углу Сабира.

Этот взгляд не ускользнул от ординарца Пуштуна, он презирал этого бледнолицего европейца, который только и делал, что разъезжал по отрядам, и считал себя чуть ли не наместником Аллаха на земле. Лютой ненавистью Сабир ненавидел длинноволосого и рыжего проходимца, была бы его воля – своими руками отправил бы Иезуита в страну теней, где его уже давно дожидается шайтан с раскаленной кочергой. Но он сам был всего лишь слугой тех, кто владел его жизнью.

Рядовой Сабир Набиев через два месяца после призыва попал в свой первый бой, тогда он так и не смог выстрелить в сторону гор, которые пылали вспышками выстрелов.

За то, что в его автомате не был использован ни один патрон, уже на базе Сабир схлопотал увесистую оплеуху от сержанта. А через два дня он сбежал в горы.

Как прошел минное поле за базой, как не попал в ночные прицелы снайперов, Сабир не знал. Скитаясь по горам, он думал, что это его Аллах уберег. Только через пять дней ему повезло наткнуться на дозор моджахедов – небольшой отряд бородатых мужиков в домотканых одеждах, обвешанных оружием. Не разобравшись, сперва они избили пленника до полусмерти, потом привезли в какой-то кишлак. Почти трое суток Сабир неподвижно отлеживался в тесном, провонявшем овцами хлеву, от жажды и жары его губы покрылись глубокими трещинами, а перед глазами неустанно плавали разноцветные шары.

Вечером, когда небо густо засыпали искрящиеся россыпи звезд, его, полуживого, наконец извлекли из сарая два крепких бородатых моджахеда.

Сабира втащили на террасу небольшого глинобитного дома и небрежно бросили в угол. Пол был застелен густым ворсистым ковром, посреди которого сидел мужчина с длинной седой бородой. Его голова была обмотана чалмой черного цвета. Старец сидел, поджав под себя ноги, и немигающим взглядом смотрел на пленника.

Свет от нескольких керосиновых ламп отбрасывал на стены дрожащие тени, и Сабиру казалось, что лицо незнакомца меняется на глазах, как у мифического колдуна.

– Почему ты сбежал из своей части? – наконец спросил седобородый. Несмотря на дряхлую внешность, его голос был крепким, как у молодого воина.

– Я не хочу воевать против своих единоверцев, – едва шевельнул губами пленник.

– А против неверных? – старик провел крючковатыми пальцами по клинообразной бороде.

– Я их ненавижу, – оскалился Сабир, так что из потрескавшихся губ брызнула темная густая кровь.

– Твои помыслы похвальные, – седые брови старика сошлись на переносице. Он как будто насквозь видел пленника и сейчас изучал его мысли, пытаясь обнаружить червоточину. – Ладно, мы поможем тебе осуществить твои замыслы.

Он неожиданно проворно вскочил на ноги и жестом поманил за собой Сабира. Тот, как старый побитый пес, на четвереньках пополз следом. Старик резким движением распахнул дверь из плохо пригнанных досок и шагнул вовнутрь.

Помещение оказалось небольшим, с низким потолком. По углам висели четыре небольших самодельных светильника. Возле каждого стоял вооруженный автоматом моджахед. Все четверо, как статуи, замерли неподвижно, глядя перед собой.

На середине комнаты лежали два куля, напоминавших кучи рваного тряпья.

– Вот это пленные гяуры, – указав на кули, проговорил старец. – Слева офицер, а справа солдат. В твоей воле одному жизнь подарить, а у другого забрать. Решай, кому какая выпадет доля.

По его знаку стоявший ближе басмач вытащил из-за пояса кривой кинжал и протянул пленнику.

Кинжал был старинный, с рукояткой из слоновой кости, с инкрустацией из драгоценного металла. Холодное оружие будто вселило в немощное тело Сабира энергию прежних его владельцев. Схватив кинжал, не помня себя, пленник ринулся в центр комнаты. Только сейчас он смог разглядеть, что его «товарищи по несчастью» были в черных комбинезонах танкистов. Ноги у обоих были перебиты, окровавленные лица покрыты копотью. В их мутных глазах не было ни страха, ни мольбы, лишь пелена боли да изредка подергивающиеся тела выдавали их страдания.